Стоя на носу униремы 1, Марк Эмилий  вглядывался во мрак и нервно теребил висящий на шее амулет. По-хорошему, стоило встать на якорь, переждать ночь. Но в помощь течению дует попутный ветер, и капитан не хочет упускать возможности доставить сулящий опасности груз в порт назначения как можно раньше. Слишком много золота, чтобы спать спокойно, так он и сказал.

Так-то оно так, заспорил с ним мысленно Эмилий, но  сейчас мы рискуем не меньше. Течение всегда верно, а вот ветер запросто может вынести корабль на берег, и тогда придется туго. Оказаться на неприветливом берегу, заросшем непроглядной хвоей – что может быть горше? Местные запросто расправятся с чужаками, а после вдоволь повеселятся, узнав, какая добыча попала невзначай в их заскорузлые руки.

Плохо знать слишком много. Не ведай он, какой груз везет унирема, было бы спокойнее. Эмилий был встревожен нехорошим предчувствием. Причем появилось оно не только что, а еще в Риме, откуда он в числе преторианской 2 центурии был отправлен сопровождать золото германских легионов.

Он с детства недолюбливал гадалок и прочий колдовской люд, но послушно пошел за женой к слепой старухе, ютившейся в хибарке позади лупанара на пересекающем Субуру 3 Загородном взвозе. Известность она приобрела, в основном, не гаданиями и приворотами, а банальным ремеслом повивальщицы: одним помогала появиться на свет, другим безжалостно обрывала  их зачинавшуюся жизнь. Женщины – чаще продажное сословие, реже матери семейств или их рано созревшие дочери – шли к ней, когда не хотели терзать тело вынашиванием чада. Эмилий подозревал, что его жена не раз бывала у старухи именно с этой целью, но не препятствовал ей, не изводил вопросами. Он терпеть не мог детский визг и мокрые пеленки – хватило младших братьев, сестер, и собственных дочерей. Но, вместе с тем, пренебрегал и  средствами защиты от их появления.

В жилище гадалки было чисто, приятно пахло мятой. Из атрибутов ремесла висели по углам пучки трав и гроздья деревянных и бронзовых фигурок на кожаных шнурах.

Вспоминая, Эмилий поежился. Старуха, сидевшая на низком ложе, повернула тогда к вошедшим незрячие глаза и хрипло спросила:

– Зачем пожаловали?

– Будущее узнать! – осмелев, выпалил Эмилий. И вытащил из-за спины упирающуюся курицу. – Вот!

– Будущее…, – повторила ведьма. Поднялась. Проковыляла на негнущихся ногах к столу. Не оборачиваясь, протянула руку к Эмилию, забрала у него присмиревшую вдруг птицу. Примерилась, рубанула тяжелым ножом. Курица затрепыхалась в ее руках: нож соскользнул и всего лишь отрубил кусок кожи. На второй раз голова отлетела от тела, которое еще несколько минут билось в неожиданно крепких старческих руках. Сменив тесак на тонкое лезвие, старуха разрезала тушку, выудила внутренности, на ощупь разложила на столе.

Продолжая водить пальцами по окровавленным потрохам, она раскачивалась из стороны в сторону, то бормоча, то подвывая. Вдруг резко прервалась, повернула к Эмилию незрячие глаза и спросила:

– В далекие земли едешь, солдат? В дикие земли?

– Да, – подтвердил тот.

– Будь осторожен. Впрочем…, – старуха завертела головой, словно что-то ища, – осторожность не поможет. Надо сильную защиту. Что это за земли?

Эмилий заколебался. О цели путешествия он не мог сказать даже жене, а тут какая-то полоумная бабка. В претории с болтунами не церемонятся. В лучшем случае с позором и высеченным выгонят, в худшем – снимут голову, и это будет еще неплохо, иных командиров в гвардии вином не пои, дай человека помучить.

Старуха, пока он раздумывал, времени не теряла. Подошла вплотную и принялась узловатыми пальцами ощупывать его лицо, оставляя на коже разводы куриной крови:

– Молодой, слабоватый для солдата, мягкий ты. Куда отправлен?

– В Германию! – решился он.

– В Германию…, – ведьма пожевала это слово, шевеля сухими губами. – Скажи, солдат, какое оружие выберешь против меча?

– Меч? – предположил Эмилий.

Ведьма кивнула.

– А против беды, подстерегающей тебя в Германии, надобен оберег, сделанный в тамошних землях.

Она долго копошилась в связке фигурок, что Эмилий заприметил входя. Наконец вытащила одну. Клык величиной с большой палец руки, весь изрезанный красноватыми клиньями. Подойдя, ведьма повесила его на шею преторианцу.

– Носи. Не снимай. Сам не плошай. Может, и вернешься, кучерявый.

Эмилий снова положил ладонь на оберег. Попросил у богов, римских и местных, позволить ему вернуться домой, откуда ушел на рассвете следующего за посещением старухи дня. Солдат шел бы твердо, не оборачиваясь, вмиг забыв о тех, кто остался, а Эмилий, как мальчишка, поминутно останавливался и несколько мгновений смотрел назад, пытаясь сохранить в памяти лоскутное одеяло прилепившихся друг к другу доходных домов, таверн, лавок, борделей, мастерских. Где-то там, в глубине этого муравейника, осталась женщина, которая его любит, и будет ждать. Но дождется ли? Эмилий сжал оберег в руке.

В Базилии ⁴, альпийском порту у истоков Рейна, их уже дожидалась унирема, совершавшая регулярное судоходство до Оппидума Убиорума и обратно. Суденышко показалось Эмилию мелковатым, хоть и ладно скроенным. Один ряд весел, мачта с прямым парусом, вместительный трюм, навес на корме. Капитан, по словам центуриона Павла, исходил весь Рейн вдоль и поперек и знает все отмели и повороты. Полезные умения, когда имеешь дело с опасной и своенравной рекой.

Неприятным открытием стало то, что всю центурию унирема вместить не смогла. Капитан предложил преторианцам заменить гребцов, и тем самым остаться всем, тем более что усилия их понадобятся только на обратном пути и недолго на этом, когда Рейн впадет в озеро, и придется несколько часов грести по его водам, пока не выйдут снова в русло реки с его отменным для судоходства течением. Но центурион категорически отверг непутевое предложение. Негоже волкам землю пахать! Он отобрал самых опытных, но Эмилий-то знал, медный ас – цена этой опытности. В Риме опасности никакой. Преторианская гвардия в прежние годы нагнала достаточного страху на жителей, и теперь никто не связывается и с одиночным солдатом. Все они, разумеется, прошли через муштру и лишения тренировочных лагерей, но разве этого достаточно? Ветераны ⁵ германских легионов – настоящие звери, гвардейцы же – так, мальчишки.

Пройдя вдоль борта, Эмилий остановился на корме. Под навесом сидели, кутаясь в шерстяные плащи, старик и две девушки. Все трое – рабы, заказанные в Риме командующим германскими легионами для своих гарнизонных нужд. Старик – лекарь, знающий толк в травах и вдобавок – что даже важнее в солдатском быту – умеющий врачевать раны. Девки – понятно кто. Одна из них Эмилию приглянулась. Напомнила жену. Такая же белокурая, грудастая, задастая.  Вторая была совсем не в его вкусе. Нубийка. Высокая, сухая, с короткими кучерявыми волосами. Правда, и у этой грудь хороша, размером и формой. Блондинка спала, свернувшись клубком и тихо посапывая, нубийка таращила глаза и скалила зубы, ослепительно белые на фоне окружающей черноты ночи и ее лица. Старик бормотал себе под нос. Увидев Эмилия, поднялся, подошел, крякнул приветствие.

– Не спится, солдат? – на вид ему было лет шестьдесят, узкое морщинистое лицо, коротко остриженная седая борода, короткие же волосы неопределенного цвета.

– Я на дежурстве, отец, – ответил Эмилий. Он был не прочь перекинуться словечком хоть с кем-нибудь. Лучше бы с белокурой гетерой, но сойдет и старик-лекарь. – Не боязно тебе в Германию плыть?

Старик пожал плечами:

– Тимей – подневольный человек, хозяев сменил бездну, всех не помнит. Куда отправляют, кому продают – неважно! Тимей-лекарь больших денег стоит, обижать его себе дороже встанет, Тимею нечего бояться.

– В Риме спокойнее, – вздохнул Эмилий.

– В Риме подлость и глупость Тимей встречал. А здесь все честно. И красиво. Посмотри по сторонам, солдат, – начал он и, увидев недоумение на лице преторианца, добавил: – при свете дня посмотри, и ты увидишь горы, леса, поля – мы проплывали их! А в Риме? Дерьмо под ногами, дерьмо в головах, дерьмо в Сенате и дерьмо …!

– Заткнись! – резко прервал его Эмилий, почувствовав, куда дует ветер стариковского недовольства. Не ровен час, примется этот болван цезаря поносить, а Эмилий ведь вроде как его слушает! Про Калигулу он наслушался всякого, плохого и… очень плохого, но сам, по счастью, принцепса видел только издали, зато жалование получал в полной мере и в срок, и потому был лоялен и даже предан. Стоящие по бортам мужчины – дозорные от гвардии и вахтенные матросы – обернулись на них. Эмилий зашептал яростно: – Ты дурак или доносчик?

Старик загадочно улыбнулся и положил руку на плечо преторианца.

– Тимей просто старый брюзга, солдат….

В корму что-то глухо стукнуло. Эмилий повернул голову на звук, но старик ухватил его за локоть и потащил под навес.

– Присядь, солдат, поговори с женщинами. Сильвия, правда, понимает, думается мне, лишь язык любви да свое звериное наречие, зато Ильда говорит на языке славного Рима….

Но Эмилию вдруг стало тревожно, не до женщин, не до лекаря. Едва сев, он вновь повернул голову к корме. Глаза его расширились. Через борт перевалилась темная фигура, следом за ней еще одна.

– Тревога! – закричал Эмилий и вскочил, на ходу вырывая меч из ножен.

Жесткая ладонь, пахнущая дегтем, грубо стиснула ему рот, а правый бок вдруг разорвался дикой болью. Мыча, Эмилий согнулся пополам. Глаза успели передать его меркнущему сознанию картину страшную и безнадежную: через борт перевалили черные тени. За ними еще и еще. Слившись в тесную массу, они устремились к Эмилию.

 

---

 

следующая, 2 глава 1 книги >>

 

 К ОГЛАВЛЕНИЮ

 

© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.