Казначей-сириец ошибся. Префект был жив, но очень плох. Соскочив с лошади возле дома Лициния, Децим вбежал в дом и в три прыжка оказался на втором этаже. Задыхающийся от нехватки воздуха казначей бежал следом. Возле одной из комнат толпились люди, а изнутри доносился вой, перемежаемый кряхтением и стонами.

Растолкав застывших мужчин и женщин, Децим оказался в комнате, и первым, что заметил, было обнаженное женское тело, бесстыдно раскинувшееся на полу. Понимая абсурдность ситуации, когда в комнате, где умирает человек, призывно разлеглась голая женщина, он даже тряхнул головой, чтобы исчезло наваждение. Но это не помогло, нагая не исчезла, зато в глаза бросились детали: скрюченные пальцы, что оставили на деревянном полу следы от ногтей, лужица рвоты и застывшее, искаженное болью лицо, в котором Децим с трудом узнал Аурику.

С трудом оторвав от нее взгляд, он перевел его на Лициния. Опираясь на нескольких женщин, префект полулежал на кровати, весь укутанный шерстяными одеялами. Его била крупная дрожь, по бледному до синевы лицу градом катился пот, меж стиснутых зубов продирался утробный вой.

– Что произошло? – вскричал Децим, пребывая в полнейшем замешательстве: не прошло и часа, как он оставил здорового и веселого префекта и отбыл в казармы.

Женщины разом запричитали, и ему пришлось резко оборвать их:

– Молчать! Пусть одна говорит. Ты! – он, не разбираясь, ткнул пальцем в пышнотелую  шатенку с красным лицом и грубыми руками.

– Как ты ушел, господин наш приказы раздавал, потом сгреб Аурику в охапку и потащил наверх. Она еще кричала, что не хочет, и лицо такое злое у нее было…, – она не договорила, как ее прервала другая женщина:

– Не слушай ее, господин, несет глупости она! Я лучше расскажу!

– Закрой свой рот, Фабия! – рявкнула на нее первая. – Он мне приказал рассказывать!

– Я притащил ее наверх, – в сиплом шепоте легат едва узнал голос Лициния, воздух с хрипом продирался сквозь его легкие, слова давились ему с огромным трудом. – Меня такое желание охватило, не мог устоять. Она сопротивлялась почему-то, а меня это только раззадорило…., – префект дернулся, с его губ сорвался крик, и он забился в руках женщин.  – Черви! Под кожей черви!

– Черви! Точно! – воскликнула Фабия, преданно заглядывая Дециму в глаза. – Как он потащил Аурику наверх, мы посмеялись да разошлись по своим делам, и вдруг слышим ее крик, ужасный такой, и вопль про червей. Поначалу только слушали, а как совсем невыносимо стало, побежали сюда. А она уж кончается, скребет ногтями по полу, ногами бьет, пена изо рта. А префект смотрит на нее, не понимает ничего. А потом и его настигло. Побледнел, задрожал….

– Легат Приск! – бесцеремонно растолкав толпу и прервав Фабию, перед Децимом появился Карса: – Креон у нас! Унирема только что вошла в бухту.

– Тащи его сюда! Быстро!

– Есть!

Децим подошел к бьющемуся в конвульсиях Лицинию, положил ладонь на макушку, с трудом борясь с желанием ее отдернуть. Кожа была влажной и холодной.

– Потерпи, префект. У отравителя должно быть противоядие.

Карсе не откажешь в исполнительности, не прошло и четверти часа, как в комнату был втолкнут Креон. За прошедшие сутки батав изменился, будто прошло лет десять, и все эти годы он опускался на городское дно. Туника на нем была изодрана, одна калига отсутствовала, оба глаза заплыли, нос сломан, а на лице застыло выражение, разложить которое на составляющие было делом нелегким: были тут и недоумение, и смирение, и надежда, и обреченность, и злость.

– Командир, что происходит? – он попытался вырваться из рук крепко державших его под локти солдат, но не смог.

– Спаси его, – Децим дернул головой в направлении префекта. – Потом поговорим.

Креон посмотрел на Лициния. Сидящие по бокам префекта женщины утирали пот с его осунувшегося лица.

– А что с ним?

– Сам не знаешь? – едко спросил легат.

– Командир, ты, случаем, не пьян?

Коротко размахнувшись, Децим ударил германца в челюсть. Державшие того солдаты успели предусмотрительно отклониться назад. Пошатнувшись, Креон встряхнул головой, сплюнул на пол перемешавшуюся со слюной кровь.

– Понял, – пробормотал он. – Пусть они меня отпустят. Не с ними же мне префекта спасать.

Легат кивнул солдатам, а сам отступил на шаг, положив ладонь на рукоять меча. Но Креон не сделал попытки броситься на него. Напротив, послушно шагнул к префекту, вытащил из-под одеяла его руку, немного подержал в своей, беззвучно шевеля губами.

– Действуй! – отрывисто крикнул Децим.

– Как? Я не знаю, что с ним! Я думал, у него сердце порвалось, – Креон только сейчас заметил тело Аурики и нахмурился. – Отравили?

– Не строй из себя овечку.

Креон вздохнул.

– Командир, я не знаю, какие духи в тебя вселились…, – начал он и тут же примиряющее поднял руки: – Все-все, молчу. Скажу только: если ты хочешь, чтобы я попытался его спасти, я должен знать, что произошло.

Сделав над собой усилие, легат пересказал услышанное. Стоило ему умолкнуть, как Фабия с товарками принялись сыпать подробностями, но теперь уже батав отмахнулся от них, спросил у Лициния:

– Ты почувствовал, что деревенеют ноги и руки, что голова кружится, мутит, рвет, под кожей будто шевелится кто-то, дышать тяжело?

Префект кивнул, хотел что-то сказать, но не смог, изо рта вырвался хрип.

– Это «Стрела Плутона», командир, смесь ядов. Болиголов ¹, аконит и черная спорынья, командир, – не оборачиваясь, сказал Креон. – Несите много воды, уксуса, молока. Быстро.

Женщины кинулись выполнять поручение.

– Он будет жить? – Децим подошел ближе.

– Может быть. Зависит от того, насколько он крепок и сколько отравы съел или выпил, – Креон оглядел комнату. – А где еда?

Лициний замотал головой.

– Я… ничего… не ел… с утра.

– Не может быть. Аконит и болиголов проявляются самое большее через час. Пил?

Лициний замотал головой.

– Не пил, – подтвердил Децим, вспомнив, что во время беседы с ветераном не заметил в таблинуме ни бутылей, ни кубков. Префект, конечно, мог выпить после его ухода, но многочисленные свидетели и сам он уверяют, что в этот прошедший час он предпочел еде и питью общество Аурики.

Вернулись женщины. Разведя уксус водой, Креон долго поил Лициния. Его вырвало желчью.

– Действительно, не ел, – пробормотал Креон. – Непонятно.

– Помоги мне, – простонал префект. По запавшей щеке покатилась слеза. Одеяло сползло с плеч, меж его расползшихся краев показалась вздымающаяся волосатая грудь и пересеченный давним шрамом живот.

– Креон, – Децим даже тронул батава за плечо. – Что это у него?

Германец проследил за взглядом легата и его пшеничные брови поползли наверх. Детородный орган префекта, распухший до невозможного размера, отливал лиловым и был покрыт пузырями, похожими на те, что бывают от ожогов паром.

– О, Лициний! Как это тебя так угораздило? – в ухо Децима пахнуло плещущимся в желудке вином. Он резко обернулся:

– Косс! Что ты здесь делаешь?

– А где мне еще быть? – Косс икнул. – Корабль наш захватили твои доблестные посланцы, Креона вот избили…. Мне до Базилии вплавь, что ли, добираться, по-твоему, надо было? – он засмеялся, потом, спохватившись, добавил: – А мы и сами обратно плыли. Мы увидели на берегу…, – Косс снова икнул, закашлялся, и Децим вмиг забыл про него, решив разобраться с бывшим трибуном потом. В его голове вспыхнула молнией догадка, и он, не медля, переключил внимание на мертвую Аурику. Опустившись в ее ногах на колени, он раздвинул шире ее бедра и поднес масляную лампу, вырванную из чьих-то рук, почти вплотную к темнеющему лону.

– Децим, ты удивляешь! – раздался за спиной голос Косса. – Я уверен был, ты из тех чурбанов, что в темноте уложат под себя бабу и давай ей про любовь в ухо шептать. С мертвой даже я не пробовал. Ну как там, – нагнувшись, он заглянул через плечо легата, – интересно?

– Карса, убери его!

– Трибун, – сак мягко взял Косса за плечи. – Пойдем, ты устал, тебе надо прилечь.

– Ничего я не устал! – молодой патриций вывернулся из рук ауксилария и попытался вернуться обратно, но тот успел вновь схватить его. Происходящее начинало напоминать фарс, и по застывшему в напряжении лицу легата Карса понял, что уже очень скоро он не сможет сдерживать свое раздражение и ярость, и тогда достанется всем, особенно простым солдатам, ненароком попавшим под горячую руку. И ближе всех к этой руке именно он, сак Карса.

Децим тем временем поднялся и подошел к Креону. За годы, что батав служил ему, он привык к разнице в росте, не замечал, что смотрит на него снизу вверх. Но теперь это окончательно разозлило его, равно как и глуповатое выражение на лице германца. Ступида из себя вознамерился строить! Легат схватил его за грудки и встрянул. Ярость придала сил, и Креон безвольным кулем заболтался в его руках.

– Нельзя просто убить? Зарезать, застрелить? Непременно нужно, чтобы забавно вышло? Отвечай!

– Командир, я не понимаю, о чем ты!

– Не понимаешь? – Децим толкнул Креона.

Не удержавшись на ногах, тот рухнул на пол. Потирая ушибленный зад, поднялся, посмотрел легату в глаза.

– Командир, ты волен делать со мной все, что хочешь. Но, прошу, объясни сначала, в чем дело!

– А про беднягу Лициния вы забыли, да? – это снова был Косс. Он в который раз вырвался из рук Карсы, и теперь стоял перед префектом, с интересом разглядывая злосчастную часть тела. – Или он совсем не жилец?

При этих жестоких словах Лициний по-детски всхлипнул.

– Если жив до сих пор, значит, есть надежда, – не глядя на него, сказал Креон. – «Стрела Плутона» убивает за час, если принять внутрь.

– А если через кровь, и того меньше, и противоядия нет, – вторил ему Децим. – А через кожу, Креон?

– Зависит от количества яда. Если пропитать аконитом одежду, человек будет умирать много дней.

– Но в лоне и на члене покровы совсем тонкие, яд впитается быстро, а если ты возбужден, кровь разнесет отраву в один миг, да, Креон? Скажи, как ты и твои приспешники смогли заставить эту женщину стать живым ядом?!

– Мои приспешники?

– Не увиливай! Ты оставил мне свою сумку с травами и лекарствами, с мазью для моей раненой руки. Мне повезло, а тебе нет. Едва я решил последовать твоему совету и смазать рану, как дочь Лициния попросила меня обработать царапины на ее коте. Я не мог отказать ребенку.  Кот сдох.

– За…зачем?  – прошептал синюшными губами префект, вглядываясь налитыми кровью глазами в лицо Креона. – По… по…чему я?

Ужасно выглядит, подумал легат, глядя на него. Но батав прав, смерть уже покинула этот дом, ведя к Плутону всего одну жертву. Префект будет жить, но останется больным человеком и, возможно, бессильным мужчиной. Децим и сам ощущал леденящий холод внизу живота. Повезло, иначе корчился бы на месте Лициния с распухшим членом!  Живо представив себя в столь жалком постыдном виде, Децим стиснул зубы от ярости. Подойдя к Креону вплотную – лучше Лицинию не слышать некоторых слов – зашептал:

– Яд ведь предназначался мне, да?! Она весь вечер пыталась увлечь меня, меняла платья, вылила на себя кувшин духов, но мне было не до удовольствий! А Лициния ее ухищрения не оставили равнодушным! Что же ты, Креон, так плохо изучил меня?! Знаешь ведь, что я терпеть не могу египетских благовоний! И не таков я, чтобы ради женщины забыть о делах! Зачем так сложно?! Ты мне завидовал?!

– Чему завидовать, командир? – Креон перестал горбиться и распрямил плечи, в чертах его переплелись покорность судьбе и твердость. – У меня женщин в неделю бывает больше, чем у тебя за год. Я не причастен к тому, что произошло здесь. Я был тебе верен всегда, верен и сейчас.

– Мне хочется прослезиться от умиления, Креон, едва сдерживаюсь.  Тебе лучше не таиться и рассказать мне, где золото, зачем оно украдено, и кто, кроме тебя, стоит у истоков этой затеи. Не хотелось бы принуждать твой язык к словоохотливости. Все-таки ты, правда, был верен долгие годы. Может быть, и предательство твое имело причиной какие-то благородные намерения, не знаю. Говори по своей воле, или мне придется заставить тебя.

– Я ничего не знаю. Ты ошибаешься, римлянин, – проговорил Креон, произнеся последнее слово с нажимом.

– Пусть будет так. Я не стал выбрасывать твою отравленную мазь. Подумал, вдруг пригодится. И не прогадал. Пройдешь через муки Лициния? Вспоминай потом о своих сотнях женщин.

– Это ты завидуешь мне, – голос германца был тих, но в нем и голубых глазах сквозила насмешка. Его мускулы напряглись, по всему выходило, легат непременно ударит, но Децим не шелохнулся.

– Лициний, – спросил он, не отрывая глаз от Креона, –  есть ли у тебя здесь помещение для… разговоров?

– В подвале, – пришел на помощь с трудом ворочавшему языком префекту сириец-казначей.

– Карса, свяжите ему руки и уведите, куда покажет этот человек. Прикажи кому-нибудь забрать холщовую сумку из моей комнаты. Отнесите туда же.  – Легат проследил, как саки заламывают руки за спиной Креона и выталкивают его в согбенной позе в коридор, оглядел столпившихся людей. – Остаются те, кто будет ухаживать за префектом. Глаз не смыкать, сменяйтесь. Поите его молоком пополам с горячей водой. Из казарм сейчас пришлю лекаря. Все остальные вон. И… ее уберите, – он показал глазами на тело Аурики.

Как могла она стать орудием в их руках, добровольно пойти на мучительную смерть? Или не знала, что яд столь болезненно и некрасиво отнимает жизнь? В любом случае, к ней он не чувствовал ненависти, только жалость. Жесток промысел богов и их слуг на земле, утром она, не подумав, назвала его стариком. Разумеется, была права. В сравнении с ней он стар. И вот она, юная и прелестная, мертва, а он, поживший и все испробовавший, жив.

С гулом мужчины и женщины, переваливаясь из стороны в сторону, покинули покои. Последними, неся тело Аурики, вышли двое саков Карсы, никто больше не решился даже прикоснуться к ней, слишком велик был страх перед ядом.

Остались только лежавший на кровати префект, три женщины, две из которых сидели по бокам  и смотрели на своего господина с жалостью, а третья с ложки вливала ему в рот молоко. И Косс. С закрытыми глазами он раскачивался из стороны в сторону посреди комнаты. Его левая рука лежала на поясе, а правая крепко стискивала узкое горлышко глиняной бутыли.

– Вино? – зачем-то спросил Децим. Яснее ясного ведь, что не с воды молодой Север пьян, как Вакх.

Косс приподнял тяжелые веки. Комната перед его глазами, стены, завешанные шкурами, лицо легата – все расплывалось, сплеталось в причудливом танце и разбивалось на осколки.

– Вино! Медовое! – молодым петушком воскликнул он.

– Отпей!

– Нет, Децим, мне хватит! – замотал головой Косс и упал бы, потеряв равновесие, но Децим придержал его за плечо.

– Один глоток, Косс.

– Как прикажешь! – бывший трибун выдернул пробку и, запрокинув голову, припал к горлышку.

Едва дождавшись, когда дернется кадык на шее Косса,  Децим вырвал бутыль из его руки  и в три глотка допил плескавшееся на дне вино. Горло обожгло. В груди потеплело. То, что нужно.

– Заесть бы… ик! – Косс забрал у Децима бутыль и с размаху бросил ее об пол. Задремавший префект и женщины вздрогнули. – Извините, …матроны. И ты, Лициний, прости! – он раскинул руки и, бухнувшись на колени перед ложем больного, припал лбом к его узловатой, мелко дрожащей руке.

– Косс! – Децим сгреб Косса за одежду и рывком поднял на ноги. – Идем отсюда, тебя накормят! – прошипел он ему на ухо.

– А чем? – успели услышать женщины перед тем, как хмельной Косс вслед за легатом  исчез в проеме, а дверь со стуком захлопнулась.

---

 

<< предыдущая, 14 глава 1 книги

 

следующая, 16 глава 1 книги >>

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

 

© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.