Время остановилось, полет вниз был нескончаемым. Эмилию казалось, что он уже не раз лишился чувств из страха перед неизбежным, пришел в себя и провалился в небытие вновь, а сокрушающего удара о далекое дно все не было. Вдруг его объяло холодом и понесло куда-то. Река Стикс, подумал он, я упал в нее, и старик Харон сейчас втащит меня в свою лодку и повезет в царство мертвых. Говорят, там тоска смертная, пища не имеет вкуса, вино не греет кровь, а женщины холодны, как спящие ящеры.
Дышать было нечем, легкие жгло огнем, Эмилий по привычке живого открыл рот, попутно подумав, что мертвому воздух совсем не нужен, и дышат они, верно, чем-то другим. В глотку хлынула вода, он закашлялся, окончательно пришел в себя и забил руками и ногами. Течение тащило его куда-то, разум сковал ужас. Живым попасть в реку мертвых! Он почувствовал, как холодные пальцы схватили его за шею и завизжал. Это Харон!
– Заткнись! – то ли крикнул, то ли пробурлил кто-то. С опозданием Эмилий узнал голос Косса. – Держись!
– Держусь! – захлебываясь и бултыхая ногами, прокричал в ответ Эмилий. Они живы! Или нет? Боги, как понять?!
Поток разбил их, сцепившихся, о камень на своем пути, потащил дальше уже поодиночке. Раненый бок Эмилия разорвался дичайшей болью, и вопрос снялся сам собой. У мертвого ничего болеть не может. Он взвыл, захлебнулся, забился, не понимая, где верх, где низ. Почувствовал, как его снова выдергивают наверх, вздохнул судорожно, как можно быстрее, боясь, что снова окажется под водой.
Косс держал его голову над поверхностью, а сам лег на спину, и изо всех сил работал ногами и свободной рукой, силясь плыть, пусть и не противясь течению, но не полностью в его власти.
– Плавать умеешь? – прокричал он в ухо Эмилию.
Спрашивает! Да Эмилий на спор переплыл Тибр две дюжины раз туда и обратно, не касаясь берега и дна!
– Да!
– Так плыви! Держи нос над водой! – Косс отпустил его, перевернулся на живот. Проклятый панцирь тянул вниз. Он попробовал снять его, но заиндевевшие, негнущиеся пальцы проскальзывали по ремешкам. Только воды наглотался.
Эмилий поплыл, как лягушка, широко разводя ноги и руки. Главное голову держать как можно выше и не раскрывать широко рот, дышать часто, носом и сквозь тонкую щель меж губ. Постепенно он приноровился к течению, даже попытался достать ногами дна. Получилось, но удержаться не удалось. Вода мягко ткнула его в поджилки, подхватила и сразу ударила о стену, на миг выбив сознание из тела, но Эмилий не хотел уже в царство Плутона, тем более, что Косс жив, а без него в тех скорбных далях делать нечего.
Слегка оглушенный, Эмилий почти ничего не слышал, только вой, то нарастающий, то затихающий, и резкие, стегающие по ушам звуки – подобным образом отсчитывал ритм ударов павший центурион претория Павел, когда Эмилий в самом начале службы провинился, опоздав на утреннее построение.
Только окончательно сдружившись с течением и сумев встряхнуть головой, чтобы вылилась заложившая уши вода, Эмилий понял, что это кричит и визжит нубийка и ругается Косс. Он успевал выдавать целые тирады. Им позавидовали бы и матерые легионеры, и прошедшие все известные воды моряки.
Плыть было легко, слаженно разводя руки и ноги, Эмилий вытягивался в стрелу, толкал тело вперед. Будь вода теплой, он мог бы плыть целый день. Но, на беду это был не родной Тибр, грязноватый, полный отбросов и нередко становящийся последним пристанищем для иных бедолаг, а безвестная подземная река, стылая как лед. Голень свело судорогой, на мгновение она утеряла чувствительность и перестала подчиняться идущим из мозга приказам, налилась тяжестью, потянула вниз. Эмилий бешено забил по воде одеревеневшими кистями, исхитрившись, перевернулся на спину, успел помассировать голень, пока вода не сомкнулась над головой, вынырнул, повторил снова. Чувствительность вернулась, он снова поплыл по-лягушачьи, но энергичнее, теряя вдвое больше сил, но разгоняя кровь. Зубы отбивали друг о друга барабанную дробь, колотилось сердце, и это были почти единственные звуки, раздававшиеся в желобе. Нубийка перестала кричать – то ли утонула, то ли берегла силы – и только Косс продолжал выкрикивать ругательства, голос его дрожал, но напор не иссякал. Сейчас доставалось Германику, что не отомстил, как следует, проклятым варварам за Тевтобургский лес, а еще не в тот час залез на свою жену и зачал болвана Калигулу, который просадил все деньги империи на какие-то пустые затеи, и теперь заслуженным воинам приходится бегать по лесам, разыскивая украденное жалование!
Бывший трибун задавал неплохой ритм, влившись в него, Эмилий плыл, представив себя триремой, попавшей в шторм, надо двигаться, вперед и только вперед! Раз! Август, стручок вялый, зачем тебе нужна была Германия?! Два! Под Ливией 1 всю жизнь просидел, дурень убогий! Три!
– Тиберий, задница, чтоб тебе…! – перешел Косс на покойного принцепса и вдруг замолчал. Течение ослабело, он смог упереть ноги в дно. Тьма перестала быть кромешной, откуда-то сверху просачивался свет, стали видны стены. – Эмилий!
– Я здесь! – донеслось чуть сзади и левее.
Выставив левую руку, Косс поймал его за ворот туники, поставил на ноги.
– Ух, – выдохнул он. – Выбрались!
Дышать было тяжело. Воздух обдирал легкие. Сердце колотилось о ребра так, будто хотело разбить их в пыль и выпрыгнуть наружу. Эмилий молодец, дышит ровно, берег силы, не тратил их на ругань.
Справа затрещала с гортанными всхлипами нубийка. Схватилась за Косса, повисла на нем.
– Эй, говори по-нашему! – оборвал он ее. Но та не поняла, затараторила снова. – Эмилий! Она что, не знает италийского?!
– Не знает, – подтвердил Эмилий и вцепился в плечо патриция. – Я вспомнил! Там, на корабле, старик говорит мне: Сильвия не знает языка Рима, только язык любви!
Косс застонал:
– Да что же такое?! Находим тебя, и ты ничего не помнишь! Ее – и она не понимает и не говорит по-нашему! А Децим и парни остались там с этими горластыми болванами в роще! Их же на клочки порвут! Ступид я, олух, осел! Хотел, как лучше! Погоди-ка! Говоришь, вспомнил?!
– Вспомнил. Ее. И еще одну гетеру. Старика-лекаря. Я говорил с ними, когда появились… тени… на палубе… и все…., – Эмилий по-детски всхлипнул. – Больше не помню….
– Не хнычь, – Косс хлопнул его по плечу. – Пойдем. Выберемся, обещаю, устрою тебя в Тринадцатый легион, к отцу. В Двадцатый нам обоим теперь дорога закрыта.
– А как же ты? – спросил Эмилий, хотя понимал, что обещание молодого Севера медного аса не стоит: не выбраться им отсюда, это яснее ясного, замерзнут насмерть в сумрачном желобе, ладони уже ничего не чувствуют, ноги еле шевелятся. Косс силен, идет по пояс в воде, как ни в чем не бывало, тащит их обоих за собой, но силы рано или поздно оставят и его.
– Я? Женюсь! Поселюсь в предместьях Рима. Среди коз и виноградников. Буду гнать лучшее вино в империи и растить детей. Хочу пятерых сыновей и дочь. Подумай сам, я единственный сын. Вот если помру я здесь, то, что же, род угаснет? Мать уже стара, ни выносить, ни родить не сможет. Неправильно это – один сын. Должно быть много детей. Младшего оставлю при себе, а прочих отправлю в армию! Ты к тому времени сам легатом станешь. Приедешь как-нибудь ко мне, выпьем вина, потолкуем, и возьмешь к себе в трибуны моего старшего. А тех, что моложе, на должности пониже.
– Нам не выйти отсюда живыми, – проговорил Эмилий.
– Мертвыми – тем более. Мертвые не ходят, мертвые лежат, – Косс нервно хохотнул.
– Плохая смерть, – хныкнул Эмилий. – Я бы лучше пал в бою….
– Еще успеешь. А сейчас шевелись! Борись до конца! Ты – римлянин! Сдашься сейчас, и как будешь смотреть предкам в лицо? Разминай кисти! Бей ими друг о друга, двигайся!
Эмилий послушно захлопал заледеневшими ладонями, запрыгал в воде, а Косс схватил нубийку за руку, начал тереть ее кисть между своими ладонями.
– Выберемся, найдем наших. Уж кто-то да говорит на ее языке! Узнаем, кто золото украл. Размялся? Двинули дальше!
Поток постепенно мелел. Теперь вода доходила до середины бедра, течение стало спокойным, не сбивало с ног, а мягко подталкивало вперед. Желоб постепенно расширялся, между стенами теперь было локтей пятнадцать, свет тонкими серыми лучами пробивался через своды потолка.
– Высоко, – задрав голову, сказал Косс. – Интересно, это река такую дыру в породе выбила или кто-то вырубил проход?
Эмилий не ответил. Ему казалось, они идут целую вечность. Силы оставляли его. Заныл раненый бок. Хвала богам, что Косс рядом. Будь он один, давно остановился бы, лег на спину и отдался течению. Оно вынесло бы куда-нибудь его холодеющий труп. Он и сам не заметил, как колени подогнулись, и тело осело в воду, уже не холодную, а теплую, почти горячую, такую, как в парилке преторианской термы.
– Эй! Да чтоб тебя! – Косс выдернул его из воды, пнул под зад острым коленом.
– Пусти, хочу погреться! – простонал Эмилий, болтаясь в его руке как тряпичная кукла.
– Греться?! Вода ледяная! Идем!
Косс и сам держался с трудом, оба – и нубийка, и Эмилий висели на нем, как два мешка с зерном, тянули книзу. Многострадальная спина уже не просто ныла, а разрывалась всполохами боли при каждом движении. Боле всего ему хотелось свернуться в каком-нибудь теплом углу, прижаться хребтом к стене и спать, спать, спать. Но конца проклятой реке не видно. И негде присесть, чтобы отдохнуть, отвесные стены закругляются на высоте плеча и устремляются ввысь, навстречу мертвенному свету. Даже не прислонишься.
Нубийка вытащила свою руку из его и припустила вперед.
– Сильная тварь! – пробормотал Косс. – Вот объясни мне, Эмилий, – он ткнул товарища локтем, – ты же из народа, почему такой хилый?!
– А ты глупый, – огрызнулся тот.
– Что?
– То. Мой отец – торговец рыбой, – отстучал зубами Эмилий, – в претории я оказался случайно. А тебя с детства готовили к битвам и лишениям! Ты должен был бросить и меня, и ее, и спасаться! Не потратил бы столько сил! А теперь сгинешь, как болван! И род свой прервешь!
– И пусть, невелика ценность!
– Сам же говорил!
– Я много чего говорю!
– А как же женитьба? Сыновья? Виноградники?
– Виноградники? Да я с тоски помру! Лучше тут остаться!
– Не верю!
– Болван!
– Осел!
– Деревенщина!
– А ты… ты…! Из-за тебя мы здесь!
– Я просил тебя прыгать вслед за мной? Ползти на холм? Сидел бы с Требием, дурак!
– Я…я…! – Эмилий сжал кулаки, хотел ударить Косса по лицу, но тот опередил его: толкнул в грудь. Подняв столп брызг, гвардеец упал в воду.
– Дерьмо ослиное! – рявкнул Косс и занес ногу для удара. Но выплеснуть гнев ему помешали: вокруг его запястья мягко сомкнулись пальцы. Рывком повернувшись, он увидел два блестящих глаза в полутьме. Они, казалось, висели в воздухе, не принадлежа живому существу. Нубийка, запоздало догадался он. Затараторив, она потянула его куда-то вбок. Ярость в душе улеглась. – Эй, Эмилий, – с ленцой крикнул он, – вставай! Девка куда-то нас зовет!
Шумно втягивая сквозь зубы воздух, Эмилий поднялся из воды, поймал протянутую ему руку Косса.
С напором вола, почувствовавшего запах клевера, нубийка тащила их за собой, держась правой стены. Косс шел, касаясь плечом шершавой поверхности, как вдруг стена закончилась, и от неожиданности он чуть не повалился набок. Это был берег. Плато. Вслед за нубийкой Косс взобрался на него, втащил за собой Эмилия.
– Спасибо, милая, – выдохнул Косс. Хотел сказать что-то еще, а лучше обнять ее крепко, прижать к груди, но тело решило иначе: не сделав и шага, он рухнул на влажный пол, и сознание его устремилось в небытие, решив не мучить собой нуждающуюся в отдыхе плоть.
<< предыдущая, 18 глава 1 книги
следующая, 20 глава 1 книги >>
- Ливия Друзилла (58 г. до н.э. – 29 г.н.э.) – жена императора Августа, мать императора Тиберия. ↩
© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.