- Позволь, я зарублю его! – Креон держал Тиура за серый шарф, обмотанный вокруг шеи.

Скрючившись за стеной щитов, Децим подобрался к батавам, перехватил шарф у Креона, намотал вокруг здоровой ладони, потянул на себя. Тиур захрипел, задергался, глаза налились кровью, полезли из орбит.

– Почему ты предал меня?!

– Священное… нельзя….

– Не считай меня болваном, говори правду!

– Я… не… лгу….

– Все равно не скажет! – проревел Креон и вонзил в широкую грудь Тиура гладий. Кольчуга не устояла, кольца оторвались друг от друга, и широкое лезвие вошло между ребер в плоть. Но Децим успел перехватить руку Креона за запястье, и острие не дошло до сердца.

– Я не давал приказа!

– Он должен умереть!

– Но сначала скажет, почему сделал это!

– Все равно нам конец, какая разница?!

Децим оттолкнул Креона, рывком поднял с земли Тиура:

– Говори!

– Я… клянусь… я сам…

– Ты присягал в верности! – пошипел Креон.

Тиур задвигал губами, отклонился, насколько смог, назад и плюнул ему в лицо.

В то же мгновение щиты разлетелись в стороны от удара. В римский строй, как раскаленный нож в масло,  въехал ствол свежесрубленного дуба. И в образовавшуюся от тарана протоку хлынули германцы. В ближнем бою при рассыпанном строе им, могучим и свирепым, не было цены.

Но солдаты Двадцатого легиона не оплошали: разбитый надвое строй сомкнулся вновь, но уже в две черепахи. Причем Децим и Креон оказались под защитой меньшей. Восемь бойцов сплотились, спрятались за щитами. И теперь таран обратился против них. Отпрыгивая в сторону от несущегося прямо на него ствола, легат мельком увидел, что второй черепахе повезло больше. Отойдя к самому краю поляны, солдаты заняли удачную позицию у каменной арки – сооружения из трех огромных, грубо обтесанных камней.  Если парни сумеют отбросить первый наскок врага и продержаться в следующие мгновения, то легко спасут свои жизни. Сразу за аркой – дорога вниз к мосту. А там лошади германцев  и всего один сторож.

Под ноги рухнул легионер с рассеченным лицом. Он дергался в агонии, скреб по земле обутыми в стертые калиги ногами.

Скрипнув с досады зубами, Децим подхватил оброненный им щит, выдернул из ножен гладий. О том, чтобы обойтись без кровопролития, речи уже не шло. Римская кровь полилась, как вода из акведука ¹. Пусть ей следом течет германская! В жухлую траву упал ауксиларий – из галлов, за ним еще один – сак, легионер – калабриец, двое свевов. Рядом старик-херуск с помощью своих воинов взял в окружение двух молодых солдат. Прикрываясь щитом, легат бросился им на выручку. Задача осложнялась тем, что постоянно приходилось оглядываться на Креона, батав вел себя подозрительно, в сечу не лез, но и от командира не отставал. То ли прикрывает с тыла, то ли ждет удобного случая, чтобы оглушить и принести братьям-германцам в дар.

Щитом он снес в сторону старого херуска. Тот отлетел локтей на пять, врезался в алтарный камень, растянулся на нем. Увидев жалкую участь своего вождя, херуски втроем кинулись на Децима.

Противники были молоды, очень крепки и высоки ростом. Он напал первым. Хотел перебить колено одному, но удар пришелся вскользь, под ногами захлюпало, ступни разъехались, и он чудом не упал. Глянул вниз: меж смятых, обагренных кровью стеблей змеились сизые кишки. Извернувшись, он ушел от длинного меча, нацеленного в горло, отпрыгнул назад и едва увернулся от удара шишковатой дубины, с легкостью вращаемой дюжим хаттом. Попробовал достать его, но тот ловко уклонился, а из-за его спины выпрыгнул воин, по виду свев, и пытался снести Дециму голову.

Децим отпрянул, острие меча скользнуло по панцирю.

Мастерства недоставало. Когда-то он был опытным бойцом, по нескольку часов в день упражнялся с мечом, выбирал противников из самых умелых легионеров, порою дрался сразу против двух или даже трех, но со временем забросил это занятие. Прыжки, отскоки, приседы – сушили тело, делали его жилистым, сглаживали бугры мышц, с таким трудом наращённых поднятием тяжестей.

Он не успел подставить щит. Тяжелый меч напавшего слева молодого херуска ударил в живот, но панцирь выдержал. Противник замешкался, и Децим с силой ударил его по руке кромкой щита, хотел всадить гладий в открытое горло, меж двух косиц, в которые была заплетена борода херуска, но тот успел увернуться и с размаха ударил легата по голени носком тяжелого сапога. Нога подогнулась, и Децим пропустил удар: хаттская дубина ударила его в щит, развернула, с другой стороны несносной осой подскочил свев и рубанул, метя в голову. Удар пришелся в нащечник, он смялся, повис на креплении, рот наполнился кровью.

Наконец, на помощь пришел Креон. Нырнув под дубиной, батав вонзил кинжал в горло хатта, выхватил дубину из его рук и размозжил ею голову подвернувшегося под руку старика-херуска.

– Плохо дерешься, командир! – бросил он, хватая Децима за плечо и отводя от выпада молодого херуска. – Как женщина!

Движимый инстинктом, легат спрятался за широкой спиной германца от направленного в лицо острия меча юркого свева, вдруг оказавшегося справа. Креон с легкостью отразил его так, что выбил меч из руки противника и, воспользовавшись замешательством, ударил ногой в пах и сразу, схватив за волосы, впечатал лицо согнувшегося от боли германца в свое колено.

– Почему ты медлил?!

Креон открыл рот, но ответить не успел. Четверо батавов – соратников Креона по легиону – стремительным наскоком оттеснили его от легата.

– Вы спятили? – успел крикнуть он.

– Германия важнее присяги! – плюнул ему в лицо один из батавов.

Креон не остался в долгу, раскрытой ладонью резко ударил предателя в нос, с хрустом кость вошла в мозг. Батав зашатался. Оттолкнув его в сторону, Креон кинулся на выручку командиру, но было поздно: окружив его плотным кольцом, германцы теснили его к колодцу. Один из них, изловчившись, прыгнул сбоку и собрался обрушить дубину на съехавший набок легатский шлем. Децим успел закрыться щитом, но удар был силен, незажившая ладонь разжалась, щит сначала безвольно повис на потерявшей чувствительность руке, потом пал на землю. Чтобы не быть сраженным очередным наскоком, Децим вынужден был отступить еще ближе к дыре в земле.

Мысли лихорадочно метались в голове. Это конец! Главное – не достаться им живым! Распнут ведь, а потом отправят Гальбе голову с перекошенным от боли лицом! Проклятая земля, проклятые варвары!

Размотав над головой цеп, германец направил бронзовый шар в лицо легата. Не успевая увернуться, тот подставил меч, сгладил удар, шар лишь содрал кожу со щеки, но гладий вылетел из руки, исчез в бездонной дыре. Децим отпрыгнул еще на шаг.

– Командир! Не сдавайся! – заорал что было мочи Креон. – Кинжалом в горло! Давай!

Децим потянулся к кинжалу. Пальцы судорожно заскребли по правому бедру. Ножны пусты! Его прошиб пот, сердце задергалось в груди, перед глазами замелькали разноцветные точки. Взгляд заметался по лицам окруживших его германцев. Дерьмо! Неотвратимо. Крест, миска из черепа, позор…. Нет! Римляне не сдаются!

– За Вечный Рим! – крикнул он и прыгнул в колодец.

Над поляной прогремел восторженный рев германцев. Этого они и добивались: Вотан и Арминий будут довольны, сначала черная женщина – невидаль для них – и трое римлян, один из которых – легат.

Креон закричал от обиды, от отчаяния.

– За Рим! – вторил ему многоголосый рев.

Через гряду белых камней оленем перескочил брюнет в зеленой тунике и кольчуге – Карса. За ним по-медвежьи грузно ухал Требий, следом за ним – десятки солдат. В считанные мгновения поляна заполнилась римскими воинами, на каждый из камней запрыгнул лучник-ауксиларий с вложенной в тетиву стрелой.

Вырвавшийся далеко вперед Карса попал в окружение. Сак вертелся среди германцев, уходя от ударов, разя мечом, подскакивая и тут же пригибаясь. Лучники медлили. Карса слишком быстро перемещался, они боялись задеть его. И тогда на помощь пришел Требий. Центурион тараном врезался в германцев, проломил брешь в их строю, попутно зарубив двоих,  схватил сака за ремень, вытянул наружу и отбросил назад, в руки подоспевших солдат.

– За непобедимый Рим! – взревел он и бросился вперед, увлекая за собой легионеров. Германцы стушевались, отступили. Перед Требием – в пяти шагах – остался только один, безбородый хатт с вислыми усами. – Ха! – центурион прыгнул на него. Нога соскользнула с кочки в ямку, лодыжка подвернулась, и Требий упал на бок. Оскалившись, хатт подскочил к нему, занеся над головой истыканную шипами дубину, но Карса оказался быстрее: вклинившись между ним и беспомощным центурионом, он по самую рукоять вогнал гладий в незащищенный живот хатта.

Двое лучников не выдержали напряжения, в германцев полетели стрелы. Обе нашли жертв: в траву рухнул замычавший от боли воин с пробитым бедром и женщина, сраженная в горло.

– Не стрелять! – в один голос закричали Карса и Требий.

Из толпы сбившихся в кучу германцев выступил свевский вождь. Стараясь не делать резких движений, он воткнул меч в землю, сделал шаг назад, протянул вперед пустые ладони.

– Мы не хотим войны!

– Остальные! – скомандовал Требий.

Вождь повернул голову. Германцы, кто нехотя, кто с готовностью побросали оружие.

Взгляд Карсы летал от лица к лицу уцелевших после сечи с германцами римских солдат.

– Где легат?

– Там, – голос Креона дрогнул, когда он кивнул на колодец.

Карса и Требий подошли, посмотрели вниз, выругались, каждый по-своему. Центурион даже стащил с головы шлем, бросил оземь.

– Мы оставим им жизнь? – вполголоса спросил у него Креон.

– Он бы оставил, – ответил Требий.

– Мои соплеменники предали нас, меня и Децима. Для них я требую смерти.

Центурион повернулся к свевскому вождю:

– Батавы-изменники умрут. Всех прочих мы отпустим, если сможем достать тело нашего командира.

Свев похолодел:

– Это врата в подземный мир, ваш легат уже у Вотана.

– Значит, вы все отправитесь следом.

Креон подошел к трем батавам, товарищам, которых помнил с детства. Толпа вытолкнула их, как тело занозу.

Ни к чему спрашивать их о чем-то, стыдить. Они сделали свой выбор. Глупый и недостойный. И ответят за это. Схватив одного за короткие волосы, Креон перерезал ему горло. Булькнув, тот сполз по подпирающим его людям на землю. Двое других не шелохнулись.

– Храбрые парни, – заметил Требий.

– Скоты, – буркнул в ответ Креон и сжал в кулаке рыжеватые пряди второго. Резкий взмах, кровь брызнула в лицо, попала на Требия. Креон передвинулся к третьему, почувствовал тяжесть на своем плече, недоуменно  посмотрел на лежавшую на нем руку центуриона.

– Этого спустим вниз, – сказал тот, – не трать попусту мясо.

Глаза смирившегося со скорой смертью батава наполнились ужасом, он дернулся, повернулся к толпе, словно прося насупившихся, хмурых земляков принять его в свои ряды, и Креон пожалел его: ударил кинжалом в горло. Кровь забилась фонтаном, щедро обдав лица германцев.

– Я сам спущусь, – сказал Креон Требию.

---

 

<< предыдущая, 19 глава 1 книги

 

следующая, 21 глава 1 книги >>

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

 

© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.