В битве с хаттами вторая когорта потеряла почти половину и теперь в столь урезанном числе в три сотни солдат привычно маршировала за неспешно едущими верхом трибуном Севером и еще двадцатью всадниками. Перешептывались о целях пути. Трибун сказал, что идут к поселению на Рейне. Зачем, не уточнил.

Косс обернулся в седле, посмотрел на солдат. Недовольные, уставшие лица. Но доспех блестит, одежда залатана, идут в ногу – с дисциплиной в Двадцатом легионе никогда не было трудностей, несмотря на кажущуюся мягкость легата. Децим не видел необходимости в казнях за малейшие провинности, кои практиковали многие командующие. За два десятилетия лишь двое были казнены по его приказу. Префект лагеря, проворовавшийся и спьяну забивший до смерти новобранца и свирепый неуправляемый ауксиларий ¹ из белгов ², получивший выговор от центуриона за неподобающий внешний вид и бросившийся на него с ножом. Как говаривал отец Децима, иногда проще больного убить, чем долго и без надежды на выздоровление лечить. Эти двое уже не исправились бы, хотя в бою казненный белг был хорош, и, разумеется, лучше бы пал в схватке, прихватив в свой северный ад немало врагов. В остальном легат был милостив. Десяток палок и рацион из ячменя на неделю – почти всегда этого было достаточно.

С Децимом мне повезло, размышлял Косс. Хорошо, что он не из плеяды республиканских ослов из дедовских преданий. Те готовы были отправить на казнь собственных сыновей за ослушание приказам, даже если это ослушание принесло победу. Таких радетелей древних традиций – слава богам – все меньше.

Косс вспомнил о череде убийств о череде убийств в Виндониссе ³, римском поселении в Гельвеции ⁴, где зимовал Тринадцатый легион. Кто-то убивал молодых женщин. Жители города грешили на солдат. Возле двоих на земле были обнаружены отпечатки калиг небольшого размера. И Луций Атилий Север, отец Косса, приказал казнить всех, чья обувь подошла по размеру к отпечатку. Таких набралось больше тридцати. Легион едва не взбунтовался. Все привыкли к наказаниям и даже казням, но за проступки и преступления, а здесь, если был виновный, то только один, все прочие были чисты. Однако правда была в том, что убийства женщин прекратились. То ли Север старший оказался прав, и убийца был в числе тех несчастных, то ли негодяй испугался и почел за лучшее затаиться.

Децим, прочитав об этом в письме сына, поднял брови в удивлении: чем разрубать этот гордиев узел, было бы куда разумнее и интереснее распутать его.

Косс хмыкнул, вспоминая. Что один, что второй застряли в прошлом. Отец воспринимает службу как тяжелую работу и выполняет ее, усердно, но без искры, без инициативы. А Децим все никак не может забыть свое расследование в Иберии двадцатилетней давности.

Косс поступил бы по-другому. Вызвал бы из Рима человека, поднаторевшего в таких делах. Убийства, грабежи там случаются на каждом шагу. И не только в бедных кварталах. Нередко и сенатор становится жертвой. И если родственникам надобно узнать, кто и почему отправил несчастного к праотцам, нанимается ищейка, которая в несколько дней выяснит, просто ли ограбили сенатора и убили для верности, или  это происки врагов, или это цезарь решил, что достаточно пожил сей римский гражданин. Каждый должен заниматься своим делом, негоже скакуну парфянских кровей пахать, а солдату – рыскать.

– Помогло тебе снадобье? – спросил едущий рядом Креон, дюжий германец с пшеничными волосами и голубыми глазами. Децим отправил с Коссом своего телохранителя на всякий непредвиденный случай. Косс подозревал, что случай этот – банальное соглядатайство. Не доверяет ему патрон полной мере, вот в чем дело.

– Помогло, – отозвался он. В битве с хаттами Косс оказался один против пятерых. Сам виноват, не стоило ломиться вслед Приску. Легата взяли в кольцо телохранители во главе с Креоном, а Коссу неоткуда было ждать помощи.

И все же, телохранители-батавы, кроме Креона, пали тогда, защищая своего командира, а Косс вышел из битвы на своих двоих, пусть со сломанным носом и поврежденной при падении с лошади спиной.

Теперь он был вынужден носить жесткий корсет и мучился вечным насморком. Отвар Креона отчасти помог, дышать стало проще, и Косс был германцу благодарен, но меньше ненавидеть его варварское племя не стал. Креон – батав ⁵, а не хатт, но сути это не меняет. Будь его воля, Косс вырезал бы всех их под корень. Цезарь ⁶ уничтожил миллион галлов, и еще столько же взял в плен, и притом прослыл человеком добросердечным. Что мешало Тиберию и Калигуле быть жестче с дикарями, ведь с римлянами ни один из них и не думал церемониться?

Римские граждане издревле поднаторели в искусстве расплодиться быстро и большим числом. Они заселили бы удобренные плотью павших варваров Галлию ⁷ и Германию, а потом и Британию. Кой толк держать легионы на дальних рубежах, сдерживая натиск дикарей? Старый дурак Август ⁸ бился головой о косяк, когда узнал, что потерял три легиона в Тевтобургском лесу ⁹. И куда подевалась его достославная мудрость? Косс нередко затевал с Децимом споры. Легат с ироничной улыбкой слушал трибуна, а тот еще больше распалялся. На месте Августа он увеличил бы число легионов вдвое и утопил Германию в крови ее неразумных и обнаглевших сыновей.

Косс втянул сквозь зубы воздух. Надо успокоиться. Даже с корсетом невозможно долго сидеть в седле, спина нещадно ноет. Путь – нескончаемая пытка, прерываемая лишь на недолгие привалы. Надо все-таки воспользоваться разрешением легата и съездить в Рим. Тамошний климат, массаж и термы ¹⁰ способны сотворить чудо с искалеченным телом и излечить душу от злости. Ярость по нескольку раз на дню застилала глаза молодому патрицию, и только благодаря богам он до сих пор никого не убил.

Повернувшись в седле, он скомандовал привал.  Когорта сошла с дороги и расположилась на небольшом пригорке. Оттуда ничто не мешало обзору, и было сухо. Вполне можно было лечь на землю, подстелив плащ, и не промокнуть. Что Косс и сделал, блаженно растянувшись.

Легионеры жевали сухой паек. Запивали его разбавленной уксусом водой. Сыр, хлеб, солонина, луковицы – рацион на марше не отличался разнообразием, главным в нем были легкость и сытность. Вечером, когда встанут на ночлег, окопаются и выставят дозор, солдаты сварят пшеничную кашу с жареным салом и луком. Косс терпимо относился к солдатской пайке, но предпочитал зерну мясо. Будь спина здоровой, он отправился бы на охоту и подстрелил бы себе к ужину кабанчика. Но нет, придется потерпеть до Оппидума Убиорума.

Косс сглотнул слюну и, поднявшись, выудил из седельной сумки хлеб и козий сыр. Еще вчера годный в пищу, хлеб успел обрасти пышной плесенью. Она перекинулась на сыр и даже кожу сумки. Скривившись, Косс отбросил несвежую снедь и оглянулся по сторонам. В двух шагах от него молодой центурион уплетал лепешки, шумно прихлебывая из кожаной фляги.

– Поделись, Гай, – приказал Косс.

– Да, командир! – центурион поднялся и протянул трибуну две пшеничные лепешки, слепленные меж собою тягучей смесью меда и дробленых орехов, и бурдюк с молоком, перебродившим и загустевшим. Косс вспомнил, что центурион недавно взял в жены девушку из племени убиев. Видно, она и старается. Не ведает, наивная душа, что у Гая Велия, наверняка, есть жена в Риме.

– Жена пекла? Вкусно!

– Жена, – подтвердил Гай. – Я был глуп, что не женился здесь. Хорошо, префект Тит надоумил.

– А в Риме тоже жена есть?

– Валерия, – кивнул центурион. – На мое жалование открыла овощную лавку. Трое детишек. Сейчас несладко им. Она понадеялась, что я денег пришлю, взяла в долг у серьезных людей, стала мясом торговать. А денег все нет и нет, – Гай скорбно сжал губы.

– Не бойся, центурион, – сказал Косс и не удержался от оскорбительной скабрезности, столь обычной в солдатской среде: – Лавочница всегда договорится с серьезными людьми. А ты потом накажешь. И жену, и серьезных людей.

– Нет, моя не такая, – самодовольно протянул центурион. – Горгона, а не женщина! Сам ее побаиваюсь. Если узнает про эту мою женитьбу, отплатит по совести, ревнивая.

– А что ж тогда стенаешь?

– Совесть мучит, что ей там крутиться приходится. А от меня, отца семейства, толку никакого. Ни самого годами, ни денег, – Гай вздохнул, но тут же повеселел: – Ну, ничего, сейчас получу жалование, мигом отправлю ей. Глупо, конечно, сначала из Рима везут, потом обратно в Рим наш брат солдат шлет….

– Постой-ка, – прервал его Косс, нахмурившись. – Какое жалование ты получишь?

– Ну, как же, – смутился центурион, – болтают, что легат нас отправил золото на Рейне встречать. Вот и правильно, думаю я, что по реке отправили. Течение быстрое да в нашу сторону, знай себе плыви, хоть без весел, хоть без парусов – все быстрее, чем по суше будет. И безопаснее. При Тиберии, помню, – а стояли мы в Македонии, – попыталась одна разбойничья рожа сотоварищи казну нашего легиона украсть. Поймали. Распяли на дубах.

– Ты, Гай, в сторону не увиливай! Отвечай, кто болтает про жалование?

– Ребята мои у костра поминали вчера. За ужином.

– Что за ребята?

– Не запомнил. Темно было.

– У костра темно было? Гай, не крутись, как червяк на печи! – Косс вспомнил вдруг, как, познавая в детстве мир, пакостничал над беззащитными мелкими гадами. Выкопанный для утренней рыбалки червячок был брошен им на раскаленную печь, извивался и шипел, когда в нем вскипела жидкость. – Или напился вчера?

– Нет, трибун! Ни капли!

– Что ж тогда память тебя подводит?

– Марк и Фабий, – выдохнул центурион.

– Молодец, сдал своих, – Косс похлопал его по плечу. – Не переживай. Ничего тебе не будет. Парням твоим тоже, обещаю. Тащи их сюда. И добудь мне еще чего пожрать.

Центурион кинулся исполнять приказ.

– Проклятые болтуны! – прошипел Косс. Он разозлился, хотя понимал, что на легионеров гневаться глупо. Служба у них тяжелая, платят мало, платят редко. Хоть какая новость о золоте для них событие. Быть может, просто совпадение, ведь эти грубые мужчины – словно дети по части принять на веру любой слух, но Косс чувствовал, что кто-то проболтался. И когда успели? Ведь вторая когорта выступила, можно считать, сразу же после того, как стало известно про прибывающую казну.

– Трибун, – послышался заискивающий голос центуриона. Косс обернулся. Всем своим видом бедняга Гай Велий напоминал пса, наказанного хозяином, безмерно раскаивающегося, но мало понимающего, в чем его вина. – Вот они.

Два дюжих легионера вскинули руки в приветствии, Косс ответил тем же.

– Значит так, парни, – взяв каждого из них под локоть, он увлек их в сторону. – Что за разговоры про золото, жалование, казну?

– Так это правда? – загорелись глаза у одного из солдат.

– Правда в том, что я сейчас прикажу твоему товарищу тебя зарезать, забыл устав?! – рявкнул Косс.

– Понял! – легионер вытянулся в струнку и устремил глаза к небу, рваному, грязно-серому. Словно чувствуя напряженность между людьми, ниже спустились парящие над голыми ветвями вороны. Чуют добычу, паршивцы, решил про себя Фабий. – Отвечаю про жалование, трибун! Накануне нашего выхода на марш я отправился…, – легионер на мгновение замялся, но сразу продолжил: – … в лес, сел за кустом. Слышу, рядом кто-то ветра пускает, разговорились, назвался он Квинтом из десятой когорты. Мелкая птаха, из десятой-то. И говорит мне, так и так, слышал благие вести про жалование? Я его давай расспрашивать. Да только толком ничего он и сам не знал. Брякнул мне, что казна к нам едет, и был таков. А у меня что-то живот подвело, видно, на радостях. Долго там просидел.

– А как с кустом расстался, так сразу побежал горлопанить про жалование?

– Сказал ребятам из своей декурии. Не то, чтобы мы поверили, в общем-то. А Марк потом подтвердил, – Фабий скосил глаза на второго легионера.

Словно дождавшийся своей очереди декламатор, тот сделал шаг вперед и заговорил, придав взгляду нарочитой бессмысленности:

– Как выступили мы, на марше, слышу, за спиной двое конных шепчутся. Прислушался. Так-то идти тоскливо. Говорили про золото, рассуждали, кому да сколько. Что несправедливо, когда центурион, – Марк зыркнул на Гая Велия, – получает в год тысячу денариев ¹¹, а такие, как они, простые солдаты, жалкие три сотни. Их даже в наших захудалых городишках на девок спустишь за месяц, не говоря уж про большее. Я к ним обернулся, хотел тоже сказать, что… несправедливо….

Косс расплылся в довольной улыбке:

– Имена, легионер, кто это был? Уж свою когорту знать ты должен!

– Как не знать, скифы, Пинна и Колаксай.

– Гай! – позвал Косс центуриона. – Слышал? Пинна и Колаксай, тащи их сюда, недовольных этих. И Гай! – вернул он уже успевшего отшагать довольно далеко центуриона. – Не забудь про еду, я голоден и зол!

Легионеры переглянулись. Им по душе было, что трибун гоняет центуриона, как трактирщик мальчишку. Косс это заметил. Марс и Юпитер, как заткнуть этим болтунам глотки? Ведь не удержат они языки за зубами. Уже вся когорта – видят боги – про это проклятое золото шуршит!  Перед тем, как выступили, Децим еще раз переговорил с префектом и трибунами и решил, что за лучшее будет про жалование никому не говорить.

Вернулся Гай, за ним шли скифы. Подбираются они по парам, что ли, подумал Косс. Марк и Фабий издали напоминали близнецов: оба высокие, плечистые, светловолосые. Пинна и Колаксай были невысоки ростом, черноволосы, вертлявы, с глазами-маслинами. По взглядам, бросаемым одним из варваров на узелок в руке центуриона, трибун понял, что тот отобрал паек у безответного рубаки и теперь тащит, как верный пес, хозяину.

Косс распрямил плечи, положил кисти рук на рукояти двух мечей, висящих на поясе. Поза Марса, как он мысленно называл ее. Скифы подошли ближе, приветствовали его, назвались. Им он на приветствие не ответил. Спину вдруг пронзило болью, и дремлющая ненависть к варварским народам воспылала в трибуне с новой силой.

– Это вы распускаете слухи о казне? От кого узнали? Или сами придумали, сами поверили?

– Нет! Зачем сами? Сами мы нет! Мы когда собирались, утро ж было раннее, только проснулись, ночью на дежурстве были, пошли умыться к колодцу. Там опцион ¹² стоял, из второй центурии первой когорты вроде, – скиф Пинна почесал затылок, – вроде он. Может, помнишь, трибун, он морщинистый такой, весь в шрамах, жилистый, чуть выше тебя.

– Сказал, что завидует нам, дело нам доверено серьезное, но приятное – свое же золото сопровождать. Мы его спрашиваем, какое такое золото? А он смеется, дескать, болваны дремучие, не смекаете, что легат отправляет когорту к Рейну, ясное дело, не просто так грязь помесить, а с целью. А что еще можно на Рейне встречать?

– В гарнизоне будет заложено святилище Марса. Гай Цезарь отправил нам мраморную статую, – сказал вдруг Косс.

У скифов округлились глаза:

– Статую?!

– Статую?! – в унисон вторили Марк, Фабий и Гай.

– Статую! – подтвердил Косс. – Марса.

У легионеров вытянулись лица.

– А опцион сказал, он де и так знает, а то, что нас на Рейн отправили, так это только подтверждение уже всем известного!

– Всем? Парни, вы понимаете, что будет, если весь легион ждет денег, а им статую привезут?

– Бунт? – осторожно предположил Гай.

– Да, бунт, Гай Велий, разумеется, бунт. Чему, как не бунту быть в Двадцатом Сильно Потрепанном Легионе, стоящем под боком у сытых легионов Гальбы. Может, ты его и возглавишь?

По-хорошему, всех четверых стоило под нож отправить, чтобы дальше не болтали. А прочим была наука. Но Марка с Фабием Коссу было жалко, а скифов он, может, и рад был пустить в расход, да не мог за один и тот же проступок казнить одних и миловать других. Варвары – раз уж оказались в рядах основных частей – имели те же права, что и легионеры-римляне. Дед Косса любил повторять, что лояльность Рима к дикарям станет его же погибелью, и внук был с дедом согласен. Но закон есть закон, это уже говорил отец. И с этим Косс тоже не спорил. Где закон, там порядок, где порядок, там победа.

– Фабий, а этот, который с тобой газы пускал, как выглядел?

– Немолодой уже, с проседью, рябой, через всю щеку шрам. Про рост не скажу, сидели ведь. Стати некрупной, но и не тощий.

Десятая когорта. Квинт. Шрам на щеке. Уже неплохо, хотя под это описание может попасть и не один человек. Косс внутренне улыбнулся. Встретить золото, препроводить в целости к Гальбе, вернуться в лагерь и доложить Дециму о болтунах. Пусть старик развлечется, поищет рябого Квинта, морщинистого опциона и прочих – если таковые есть – сочинителей слухов.

– Что у тебя там? – кивнул он на узелок в руках Гая. Тот развернул. Круглый хлебец, уже изрядно почерствевший, лук, кусок солонины.

Решив побыть добрым трибуном, Косс отломил от хлеба горбушку, от солонины отрезал скромный кусок, лук вовсе проигнорировал и вернул узелок скифам.

 

---

 

<< предыдущая, 2 глава 1 книги

 

следующая, 4 глава 1 книги >>

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

 

© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.