КНИГА 1. ГЛАВА 5.

Лициний оказался радушным хозяином: мясо было нежным, вино превосходным, а среди его женщин нашлась та, что напомнила Коссу Мессалину.

Едва он отпустил ее, как ему сообщили, что пришли юноши, желающие поступить на службу в Двадцатый легион. По должности Косс занимался отбором новобранцев, обеспечением их амуницией, распределением по частям легиона.

Ворча, он натянул на себя шерстяную тунику и, позевывая, вышел во двор. Девять юношей одновременно вскинули руки в приветствии. Видно, долго тренировались, подумал про себя Косс. Не полагаясь только на письменные рекомендации, с сыновьями пришли отцы-ветераны. Кое-кого из них трибун помнил: храбрые, преданные, в меру жадные до добычи – все как надо. Вряд ли они сомневаются в положительном решении трибуна латиклавия. Не то сейчас время, чтобы привередничать. Да и не от чего воротить нос. Пройдя вдоль короткого строя, Косс остался удовлетворенным. Самый низкий из молодых людей был на полголовы выше его самого. Все были крепки, широки в плечах – германская кровь их матерей и крестьянский труд сделали свое дело. Светловолосые, с голубыми или серыми глазами, но притом не белокожие, а смуглые – в отцов. Намеренно все они оделись в солдатские туники до колен, штаны, калиги, подпоясались солдатскими ремнями, на каждом из которых болтался отцовский гладий 1 в поношенных ножнах. Почти легионеры. Осталось выдать каждому щит, шлем, два пилума. И доспехи – сегментные или кольчугу. В легион снаряжение давно не завозили, но после битвы с хаттами осталось много чего, потерявшего владельцев. Будут вам, парни, и доспехи, и наручи, и шлем. И пусть вам они послужат дольше и лучше, чем прошлым хозяевам.

Когда они разошлись, новобранцы – в казарму ко второй когорте, ветераны – по своим домам, из темноты выступил мужчина и позвал собирающегося уходить трибуна.

– Чего тебе? – спросил Косс, разглядывая незнакомца. Тот был уже в летах, среднего роста, худой, гладко выбритый, с ежиком седых волос. Кого-то он трибуну напомнил, но кого – вспомнить не мог.

– Публий я, господин, – поклонился тот. – Тоже хочу!

– Чего? – не понял Косс.

– В новобранцы!

– В новобранцы? – Косс поднял брови. – В твои годы уже в отставку уходят. Сколько тебе?

– Сорок зим!

– Сорок? – трибун, вспомнив Децима Корнелия Приска и собственного отца, чей возраст уже перевалил за четыре десятка лет, в словах Публия усомнился.

– Сорок, – кивнул тот и добавил. – Хоть во вспомогательные войска, господин! Я кузнецом в Новоесиуме 2 был, мечом пользоваться умею, на нас дикари нападали сколько раз. Жена от лихорадки прошлой зимой умерла, сыновья в Сирии служат, приехал сюда к брату….

– Кузнец? – прервал Публия Косс. В легионе кузнец – человек нужный. – Ступай в казарму. Спи. На рассвете выступаем.

Едва рассвело, они выступили из Оппидума Убиорума. Тайну груза Косс решился раскрыть только двум центурионам, мужчинам проверенным, известным своей верностью императору, Двадцатому легиону и лично легату Приску. По выслуге лет им уже давно полагалась почетная отставка и обеспеченная жизнь, но оба  решили послужить еще.

Остальным полагалось продолжать верить в ложь про статуи. Солдаты хмыкали, кривили рот, но наутро, свято чтя приказ командира, направились обратно в сторону зимнего лагеря германских легионов. На этот раз, не выдерживая маршевого темпа в тридцать миль 3 в день, а тащась, как улитки.

Высматривали малейшие признаки того, что накануне здесь могли проехать груженые доверху тяжелые повозки и пройти полсотни солдат. Но пролившийся под утро дождь свел все поиски к тщете: дорогу размыло, развезло, понять, кто ходил по ней или ехал, было невозможно. Посему солдаты углубились в лес, шеренгой растянувшись по обе стороны дороги. Дубы, осины, редкие ели и сосны росли довольно кучно, пространство меж ними было плотно заполнено кустарником с облетевшей листвой. Опытному легионеру сразу бросится в глаза прогалина в кустах, обломанные ветви – три повозки и полсотни непривычных к походам по лесу людей не могут проехать так, чтобы не оставить следов.

Косс, чтобы не заснуть, спешился и вел лошадь под уздцы. Загребая носками сапог жидкую грязь, он медленно шел, посматривая по сторонам. Новобранцы и Публий держались возле него, о чем-то тихо перешептываясь. По обрывкам фраз, трибун догадался, что рассуждают о жаловании, прикидывают, во сколько обойдется амуниция, ведь стоимость оружия и доспехов всегда вычитается из положенной легионеру оплаты за службу. Публий подливал масла в огонь, ворча о том, что расходы встанут в годовое жалование, а это, считай, до следующей зимы придется служить бесплатно.  Косс хотел было раздраженно оборвать зануду – тот явно не особо представлял себе, о чем говорит, – но передумал. На глаза попался раскидистый дуб, чьи корявые ветви простирались над дорогой, словно старческие пальцы древних великанов. Дерево было приметным, в день, когда Косс впервые ехал этой дорогой, на нем догнивал прибитый гвоздями к стволу германец-конокрад.

На миг отбросившее его в далекое прошлое, сознание стремительно прыгнуло вперед, во вчерашний день. Трибун латиклавий вспомнил, что где-то неподалеку от этого места Креон уловил запах гари. Косс тогда не придал значения его словам, зато теперь задумался.

– Где же это было? – пробормотал он, оглядываясь назад. Принялся вспоминать мелкие подробности вчерашнего пути. А ведь и точно! Эти болваны преторианцы могли свернуть с дороги, углубиться на несколько десятков шагов в лес, чтобы устроить привал. Под кронами деревьев есть возможность развести костер, тогда как на дороге, под моросящим дождем, это невозможно. К тому времени они должны были уже несколько часов кряду идти из Оппидума Убиорума и, конечно, с непривычки устали и проголодались. Быть может, вторая когорта попросту прошла мимо! А теперь повозки уже на середине пути до зимних квартир германских легионов! Значит, Креон нагнал их, рассудил Косс. И, раз так, должен вскоре появиться в поле зрения гонец от германца с радостной вестью!

Сначала был запах гари, потом дуб. Это он вспомнил точно. Приказал легионерам идти еще медленнее и растянуться еще больше вширь. Если удастся найти кострище, сразу станет ясно, были ли возле него гвардейцы, или огонь развели охотники из местных. Полсотни преторианцев не могут не наследить, вдобавок под защитой деревьев почва не так раскисает, как на дороге, следы от колес будет видно.

Спустя полтора часа Косс скомандовал привал. Легионеры стянулись обратно на дорогу, выбрали под деревьями места посуше, чтобы отдохнуть и перекусить.

Сев на бугрящиеся из-под земли корни, Косс привалился к стволу дуба и закрыл глаза. Надо встать и достать из седельной сумки хлеб и сало, заботливо завернутые в ткань женщиной, что скрасила ночные часы трибуна. Но было лень. В конце концов, поесть можно и в пути. А сейчас просто подремать.

– Командир! – из цепких объятий сна его вырвал хриплый голос одного из центурионов. Косс открыл глаза. – Мы… нашли….

– Что нашли? – вид у центуриона был странным: губы дрожали, руки сжимали и разжимали рукояти висящих на поясе мечей. Тревога, исходившая от старого воина, передалась трибуну. Он вскочил, не замечая отозвавшуюся этому движению боль в спине.

Центурион не по уставу схватил командира за руку и поволок через колючие кусты в лес. Через добрую сотню шагов, Косс ощутил тот самый запах залитого водой костра с примесью вони подгоревшего мяса. Его взору открылась опушка, заваленная мокрой листвой. От огромного кострища в центре шел легкий дымок, в глаза бросились торчащий из груды недогоревшего от сырости дерева обод колеса и почерневшая кисть руки. Вокруг были беспорядочно навалены трупы.

Сердце упало куда-то вниз. Косс шагнул на поляну. Услышал за спиной шум: вслед за командиром к месту трагедии пробирались легионеры.

– Это гвардейцы, трибун, – проговорил центурион, опускаясь рядом с севшим на корточки возле ближайшего тела Коссом.

– Вижу, – отозвался тот.

Преторианец был едва ли не изрублен на куски, лицо было месивом из сломанных костей и запекшейся крови. В ранах улавливалось шевеление –  вездесущие мухи уже отложили личинки.

Косс поморщился. Поднялся, подошел к следующему телу. Этому досталось меньше. Один удар в незащищенное доспехами горло. Неведомые воры не тронули ни обмундирование, ни оружие. Конечно, горько подумал про себя трибун, зачем нужно отягощать себя какими-то железками, когда в добыче золото?

Центурион поднял что-то с земли, протянул Коссу. Испещренный клиньями клык на длинном шнурке.

– Германский амулет. Эти мальчики сражались…. Но куда им было справиться с местными? – прошептал центурион. – Они никогда ничего не поймут, и всегда будут ненавидеть нас!

– Мы отомстим, – коротко ответил Косс, забрал у центуриона амулет и отправился к кострищу. По его приказу с помощью длинных ветвей легионеры растащили тлеющие доски, в золе нашлось несколько почерневших, чуть оплавившихся монет. Сомнений не осталось.

Солдаты сделались молчаливы, переговаривались изредка и вполголоса. В таких ситуациях римлянине явственно начинали понимать, насколько призрачны и эфемерны громкие слова об империи и нерушимом Риме. Из любой драки может вырасти восстание, которое потом месяцами будут подавлять десятки легионов. А Германия вовсе дикий край. Что есть легион, три легиона против сотен тысяч озверевших мужчин? Варвары только делают вид, будто покорились римскому оружию, а сами наблюдают за пришельцами, осваивают премудрости военного дела, вступают в войска, отдают дочерей в жены римским солдатам – все лишь затем, чтобы усыпить бдительность и в один прекрасный день предать и уничтожить!

Косс ходил от тела к телу. Единственное, что показалось ему странным: ни один не был убит стрелой, копьем или камнем из пращи. А ведь это излюбленная германская тактика: обстрелять противника, укрывшись за деревьями, а после напасть. А здесь только рубленные и колотые удары. Проходя мимо ничком лежащего гвардейца, трибун остановился. На мгновение ему показалось, что тот дышит. Пригляделся – морок не прошел. Спина мужчины чуть вздымалась. Косс кинулся к нему, перевернул. Молодое лицо, непокорные вихры черных волос, розовая – а не серая – кожа – этот точно был жив! Полуприкрытые веки дрогнули, сквозь посиневшие губы вырвался еле слышный стон.

– Эй, сюда! – закричал трибун, резко выпрямляясь. – Здесь живой!

Солдаты сбежались на зов, столпились вокруг преторианца. Грубо растолкав товарищей, вперед пробился один, Анней, лекарь-самоучка, за долгие годы службы поднаторевший в науке быстро остановить кровь, зашить рану, наложить жгут и даже отрезать обреченную конечность.

Он опустился на колени перед молодым гвардейцем. Отвергнув помощь товарищей, сам развязал шнурки его доспехов, осторожно снял их. Следом стянул верхнюю шерстяную и нижнюю льняную туники. Гвардеец остался в калигах и набедренной повязке, испачканной мочой. Подумав, Анней снял и ее. Ощупал колотую рану на правом боку. Кроме нее и пары синяков, иных повреждений на теле юноши не было.

– Ему повезло, – проговорил он, наморщив лоб. – Целили в печень. Но не попали, – мельком глянул на лицо преторианца и скривил рот. – Они б еще баб в преторий брали, – проворчал он. – Ни опыта, ни мяса!

– Зато везучий, – заметил Косс. Ему гвардеец тоже показался малопригодным для ратных дел: узкоплечий, полноватый, из-под кожи не проступало ни единого мускула. Но Коссу это было неважно, главное, чтобы он выжил и заговорил. Объяснил, зачем понесло их в лес, кто, как и когда напал. – Меньше говори, больше делай. Выживет?

Анней пожал плечами:

– Раз до сих пор не умер, значит, выживет. Черви мертвому плохо, а раненому – лекарство, не дают гнить. Хотя кто знает этих… петушков из претория? Обещать не буду, но постараюсь.

– Старайся, – трибун вертел на пальце найденный шнурок с амулетом.

– Тут есть одна деревня неподалеку, – откуда-то справа показалась голова кузнеца Публия. – Я останавливался там, когда ехал в Оппидум Убиорум. Часа три по дороге идти. Потом, как лес кончится, свернуть налево и вдоль речушки еще пару часов шагать. Небольшое селение, человек на триста. Выращивают ячмень, разводят овец. Хавки. Зловредное племя. Хотя меня тогда накормили, и переночевать пустили, но смотрели как-то…, – он поежился, подбирая слово, – неприветливо, брезгливо. Все тамошние такие обереги носят.

– Носят, говоришь? – тихо отозвался трибун латиклавий и сжал амулет в ладони.

 


 

<< предыдущая, 4 глава 1 книги

 

следующая, 6 глава 1 книги >>

 

К ОГЛАВЛЕНИЮ

 

  1. Гладий – короткий (до 60 см.) меч.
  2. Новоесиум – римское поселение на левом берегу Рейна, ниже по течению от Оппидума Убиорума (Кельна), в настоящее время – немецкий Нойс.
  3. Миля (римская) – 1 598 м.

© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.

- ДЕТЕКТИВНАЯ САГА -