На деревню решили напасть перед рассветом. Самое лучшее время, самое коварное. Спят и петухи, и дозорные. Собаки залают, но атака будет стремительной, никто не успеет толком проснуться, не то, что схватить оружие и дать отпор.
Пройдя маршем, едва ли не бегом, положенное расстояние, вторая когорта еще до наступления темноты залегла в подлеске близ селения. Вместе с разведчиками Косс пополз по-змеиному к частоколу, окружавшему деревню. Бурлящая в жилах ненависть и жажда мщения не давали ему хладнокровно сидеть и ждать, когда лазутчики вернутся.
Цепляясь панцирем и одеждой за корни и валежник, мигом промокнув, он исступленно полз вперед. Мир сузился до узкого коридора, все остальное поглотила чернота, перед глазами мелькали красные всполохи – такое нередко случалось с ним в минуты бесконтрольной ярости. В крови клокотало желание вскочить, с рыком броситься на неспешно идущих к открытым воротам женщин племени хавков и изрубить их на куски. С трудом держа себя в руках, он первым добрался до частокола и приник к щели в бревнах. Губы сами по себе растянулись в ухмылку. Мужчин в поселке было немного, он насчитал меньше тридцати вооруженных воинов, сидящих группками под навесом в центре поселка, хорошо сложенных, высоких, со светлыми волосами, стянутыми в узел на затылке. Одежда была однообразной: узкие штаны, туника, поверх нее ремень, короткий меч. Все – и мужчины, и женщины, и дети – носили на шеях клыки-обереги.
Мужчины переговаривались друг с другом, потягивая какой-то напиток из деревянных кружек. Сновали женщины, от юных девушек до древних старух, бегали дети. Мужчин-стариков Косс не заметил. Спустя несколько лет после катастрофы Тевтобургского леса легионы Германика карающей дланью прошлись по этим землям, и лишь мягкость командующего спасла варваров от полного уничтожения. Мужчин, способных держать в руках оружие, убивали или уводили в рабство. Поэтому нет стариков, поэтому никогда римлянин не сможет чувствовать себя здесь в безопасности.
Где же остальные? Повезли добычу своим вождям?
Коротким движением головы трибун скомандовал возвращаться. Времени было предостаточно, и римляне отошли подальше от селения, вглубь леса. Частокол в два человеческих роста надо преодолеть. Легионеры наскоро сколотили осадные лестницы, короткие и хлипкие – основательность здесь была ни к чему.
В назначенный час солдаты гуськом устремились к частоколу, приставили лестницы, мигом влезли по ним, спрыгнули на той стороне. Раздался предостерегающий крик, залаяли собаки, но быстро захлебнулись. Легионеры второй когорты знали свое дело. Ворота дернулись и отворились. Пропустив вперед всадников, римляне строем вошли в деревню.
Проскакав меж бревенчатых домов, из которых спешно выскакивали полуодетые мужчины, Косс собрал кровавую жатву. По земле покатилась голова седого бородача, с рассеченной грудиной упал в грязь юноша, под копыта коня угодила женщина. Всадники не отставали от своего командира. От ярости, умноженной пролившейся кровью, застился рассудок, но в голове Косса успела мелькнуть мысль, что взять селение они смогли бы и столь малочисленной кавалерией, открыл бы кто ворота.
Строй римлян разбился. Надобности в нем не было. Селяне оказались не готовы к нападению. Солдаты заскакивали в дома и, подчиняясь приказу трибуна, убивали всех, кто успел схватить оружие. Прочих выталкивали на улицу.
Косс остановил лошадь у самого большого дома, соскочил на землю и влетел внутрь. Он готов был поручиться, что это жилище старосты, а кому, как не ему знать все о пропавшем золоте. Навстречу из темноты вынырнула женщина. В мужской одежде, штанах и тунике, на голову выше трибуна, с мечом в правой руке и кинжалом в левой. Обнаженные руки покрывали узлы мускул, глаза сверкали в неверном свете уличного факела, на могучей груди висел оберег, медвежий клык.
Бешеный напор удался. Коссу пришлось отступить. На пороге он оступился, упал на спину. Фурия издала победный рев, больше подошедший вепрю, и занесла над ним меч.
– Быстрее размахивайся, падаль! – прорычал в ответ трибун, легко вскакивая и выхватывая из ножен второй меч.
Бросился на нее, оттеснил к стене. Она была очень сильна, но медлительна, ей оставалось только отступать. Несколько раз она пыталась атаковать римлянина, но он с легкостью парировал одним и одновременно делал выпад другим мечом. Он ткнул ее в плечо, и левая рука женщины безвольно повисла. Не дав ей опомниться, Косс присел, рубанул ее по колену, отскочил назад от летящего в лицо клинка, отбил его с такой силой, что меч отлетел далеко в сторону, и ударил женщину плашмя по лицу. Она пошатнулась, привалилась спиной к бревенчатой стене. Защищая лицо, она инстинктивно выставила вперед правую руку. Косс не преминул воспользоваться этим и быстрым ударом отсек ей кисть. Она закричала от боли, сжалась в комок, прижимая к животу культю.
– Больно, падаль?! – Косс схватил ее за волосы и потащил внутрь дома. Вслед за ним бросилось несколько солдат.
Бросив женщину на пол, он обвел взглядом комнату. С прикрытого овечьими шкурами ложа на него смотрели трое ребятишек. Со стоном германка попыталась подползти к ним. Косс размахнулся и ударил ее ногой по лицу. Вновь схватил за волосы, приблизил ее лицо к своему. Местное наречие он выучил за годы службы и свободно говорил и понимал германцев.
– Ты жена старосты, – в этом он был уверен. И прошипел, тихо, чтобы легионеры не слышали: – Где золото?
– Какое золото?
– Наше золото! – трибун вытащил из-под шкуры ребенка, девочку лет трех. Та завизжала, и он ударил ее по щеке. Тельце в его руке замоталось из стороны в сторону. – Говори!
Германка завыла, замотала головой. Пыталась искать сострадания в лицах легионеров, но те стояли в дверях с каменными лицами. Другой раз они пожалели бы невинных ребятишек. Но пока шли сюда, по рядам успел прокатиться слух, что погибшие гвардейцы претория везли казну германским легионам, а это значило, что их собственные дети могут умереть с голоду, если их матерям не удастся выкрутиться.
Женщина всхлипнула, подползла к Коссу, попыталась обнять его ноги выплескивающей кровь культей.
– Не убивай, я ничего не знаю! – она подняла на него покрасневшие глаза: – Не убивай, детей не убивай!
– Все она знает, у нее такой же амулет на шее! – крикнул кто-то из солдат.
Глаза Косса сузились. Так, чтобы германка поняла каждое слово, сказал:
– Вчера в лесу ваши воины напали на римских граждан, убили их и украли груз….
– Наши воины ничего не крали!
– Тогда где они? Где твой муж?
– Он…, – женщина замешкалась.
Легионеров кто-то грубо растолкал, перед глазами Косса возникло обветренное лицо центуриона:
– Командир, нашли! – и, понизив голос, добавил: – Золото.
Косс оскалился, с силой отбросил девочку к стене и сказал ее матери:
– А говоришь, ничего не знаешь…. Идем! Двое сторожите эту корову! Вернусь, продолжим!
Возле колодца стоял с загадочным видом второй центурион. Подошедшему трибуну он протянул ладонь, сжатую в кулак, на мгновение разжал. Взгляду трибуна предстали ауреусы 1 с профилем Калигулы.
– Нашли здесь, у колодца. Мы с Павлом думаем, остальное внизу. Видно, торопились спрятать и рассыпали.
– И никто не нашел? Лежит золото, все мимо ходят? – пробормотал Косс, оглядывая обоих офицеров. Слишком грузные, слишком старые, чтобы лезть в колодец. Что-то подсказывало ему, что за лучшее будет пока повременить и не привлекать рядовых легионеров к тому, что вплотную касается пропавшего золота. Молва о жаловании, бесспорно, распространилась уже. По обрывкам фраз и донесениям центурионов трибун знал о том, что какие-то умные головы сложили одно к одному: казну германских легионов и вероломно убитых преторианцев, но определенности не было, а солдат, как всякий плебей, предпочтет до последнего не верить в плохое.
Значит, лезть придется самому. Найдется золото – хорошо, можно не таиться и выложить все парням. А нет – хоть не потеряешь лицо.
Косс снял с себя оружие, панцирь и шлем, обвязал пояс веревкой, протянул другой ее конец центурионам и начал медленный спуск вниз. Где-то плескалась вода. В чем они держат золото, в мешках?
От неожиданности он едва не выругался. Еще секунду назад он раскачивался в воздухе, отталкиваясь ногами от стенок колодца, а сейчас ледяная вода сомкнулась над головой. Косс захлебнулся. Дернулся наверх, отплевываясь. Схватившись за веревку, подтянулся, перевел дух. Надо нырять, иначе до дна не достанешь. Крикнул центурионам, чтоб стравили веревку и, глубоко вдохнув, нырнул. Заложило уши, сдавило грудь. Наконец, он достал руками до дна. Быстро обшарив небольшое пространство, он убедился, что на дне ничего нет. Только мелкие камешки.
Легкие раздирало от нехватки воздуха. Поменяв положение, Косс уперся ногами в дно, чтобы оттолкнуться, и последний раз провел по нему ладонями. Задел что-то круглое и, уже догадываясь, что это, резко выпрямил колени. Оказавшись над водой, втянул полную грудь воздуха и, вытянув руку к свету, всмотрелся в улов. Монета. Наверняка, с профилем Калигулы. Чеканят их три года. Откуда, как не из пропавшей казны, могла она взяться здесь, в этом отдаленном селении?
– Эй, поднимайте! – крикнул он. Нужно как можно скорее закончить допрос этой гарпии, жены старосты.
Наверху не отреагировали, и Косс нетерпеливо дернул за веревку. Спустя мгновение ее конец несильно ударил его по макушке. От неожиданности он снова погрузился в воду с головой. Замолотил ногами, вынырнул. Что же такое? Где эти старые болваны? Косс попытался ухватиться за выступ в каменной стене колодца, но только сломал ноготь. Сердце заколотилось, как пойманная птица в клетке, на мгновение трибуна охватила паника, но он быстро справился с ней.
Разместившись враспор между стенами колодца, спиной с одной стороны, ногами с другой, помогая себе руками, он начал медленный – шажок за шажком – путь наверх. На середине его ладони скользнули на склизком камне, и он сорвался вниз. Ударился о дно, вынырнул, начал снова. Кляня себя за глупость, представлял, каким ступидом будет выглядеть в глазах своих солдат. Надо было отправить вниз кого угодно, но не лезть самому!
На этот раз он успел преодолеть две трети пути наверх, когда что-то тяжелое смело его вниз. Подняв столп брызг, Косс рухнул в воду. Придавленный к самому дну, он попытался вскочить и ощутил, как по его голове и плечам бьют чьи-то ноги. В колодец упал человек. И теперь тщится оттолкнуться от трибуна, чтобы оказаться над поверхностью воды. Извернувшись из-под него, Косс освободился, схватил его за одежду, оттолкнулся и, быстро заработав ногами, всплыл сам и вытащил незнакомца. Его лицо оказалось рядом, и трибун вздрогнул. Он ожидал, что это кто-то из центурионов в неловкости своей свергся в колодец. Но на трибуна из-под кустистых бровей смотрел мужчина явно варварского племени, с широкой бородой и в ожерелье из волчьих зубов. Опомнился он быстрее римлянина. Вскинув над водой руку, он со всей силы ударил его в лицо. Косса отбросило к стене, край одежды германца выскользнул из его пальцев, а сам варвар принялся награждать его быстрыми и короткими ударами рук и ног. Наглотавшийся воды, потерявший ориентиры, Косс невпопад брыкался, лишь иногда доставая противника. Почувствовал, как тот схватил его за шкирку. Варвар был очень силен. И Косс разгадал его замысел и успел подставить руки прежде, чем тот приложил его голову о каменную стену. Изогнувшись, лягнулся, вывернулся из ослабевшей на мгновение хватки и ткнул растопыренными пальцами в глаза врага. Тот взвыл, закрыл лицо руками. Косс победно вскрикнул, схватил врага за узел волос на макушке и впечатал виском в стену. Бил еще и еще, пока не почувствовал, что силы на исходе. Нужно выбираться. Позорно будет утонуть после того, как сумел побороть дикаря. Не мешкая, он в третий раз полез наверх.
Сверху доносились крики и лязг металла. Чего-то подобного он ожидал. Иначе старые вояки не оставили бы его тонуть в колодце. Иначе не пришлось бы ему самому сцепиться врукопашную с внезапно свалившимся германцем. Будь все спокойно, откуда б ему взяться?
На середине он остановился передохнуть. Тело трясло от холода, зубы стучали друг о друга, руки дрожали. Еще немного промедления, и в колодец свалится стылое тело, и на этот раз уже навсегда. Стиснув зубы и сжав кулаки, Косс двинулся наверх так быстро, насколько позволяла осторожность.
Добравшись до края, выглянул, стараясь не сильно высовываться. Вполголоса выругался. Как быстро все может измениться в мире. Сомкнувшиеся в несколько черепах римляне, словно ежи, ощетинились пилумами 2. Меж них кружили хавки, рявкающие и потрясающие длинными – в два человеческих роста – копьями. До ближайшей черепахи было шагов двадцать. Если повезет, можно успеть. Все одно, долго висеть на парапете он не сможет. Напрягши мускулы, Косс вытолкнул себя наверх. В недолгом полете заметил свои никем не тронутые доспехи и оружие. Успел схватить один из мечей, и выдернул его из ножен.
К нему подскочил хавк, ткнул в него копьем. Но, столь полезное против конницы и строя, в ближнем бою оно оказалось непригодным. Поднырнув под древко, Косс скользящим ударом рассек германцу горло, и одновременно вторым мечом ударил в живот его товарища.
Черепаха пришла в движение и, как вода камень, приняла Косса в свои глубины.
– Не мешкать! – тут же скомандовал он. – Нападать!
Римляне двинулись на селян. Те сомкнулись в строй, выставили вперед длинные копья. По римским щитам ударил град камней.
Гнев вытолкнул Косса из строя. Он бросился вперед. Вслед за ним ринулись легионеры. Не дав ему добежать до германцев, они сомкнули перед ним щиты, каждый из солдат метнул в неприятеля пилум, затем второй. Первый ряд германцев поредел, и римляне, не давая им опомниться, пустили в ход мечи и напором смяли второй ряд.
Дикари, бесспорно, быстро учатся, но у них нет столетий подчинения дисциплине, как у римлян. Варварский строй легко разрушить. Им бы отступить и сомкнуться снова, но хавки побросали бесполезные копья, выхватили мечи и поодиночке бросились на римлян. И это было ошибкой. Легионер ежедневно шлифует свое умение владеть мечом, селянину же привычнее держать в руках лопату и серп. Почти полностью скрывшись за высокими щитами, легионеры первого ряда делали короткие выпады по ногам и в лица противников, вторая линия добивала упавших.
Ряды германцев стремительно редели. И Косс, сам уложивший пятерых хавков, приказал задним рядам сняться и заняться повторным захватом деревни.
Легионеры разбились по четверо и двинули вглубь деревни, к жилым домам. Ворота закрыли на случай, если еще кому вздумается вернуться или пожаловать в гости. Для одного дня неожиданностей было довольно.
– Сложите мечи! – крикнул Косс германцам.
Кряжистый рыжебородый великан в кольчуге сплюнул под ноги и прорычал проклятие.
– Твой выбор! – Косс подхватил лежащее на земле копье и кинул в кучно столпившихся хавков. Невысокий жилистый воин вскрикнул от боли и припал на одно колено. Легионеры последовали примеру Косса. Метили в руки и ноги. Враг должен остаться живым. Но беспомощным.
Трибун отступил назад. Вздохнул облегченно. С нежданным возвращением отцов и мужей справились. Тем лучше. Будет, кого допросить. Он оглядел деревню. Солдаты по второму разу выводили селян из домов со связанными руками.
Решив не мудрствовать, Косс приказал распять рыжебородого, оказавшегося старостой деревни, и еще дюжину уцелевших воинов-хавков. Прочих жителей связали и заперли в овчарне.
Оставив германцев висеть на крестах и изрыгать проклятия, он прогулялся до дома старосты. Женщина была мертва. Но перед тем, как истечь кровью, она сумела доползти до своей мертвой дочери и обнять ее. Косс нахмурился, в сердце шевельнулось сожаление. Нельзя давать волю ярости, разбивать голову ребенка о стену – слишком даже для мстящего римлянина, он не дикарь, цивилизованный человек не воюет с детьми.
Еще двоих детишек старосты в доме уже не было. Сбежали, решил Косс. Это значит, что подстегнуть их рыжебородого родителя к откровенности нечем. И надо уповать на то, что на кресте все становятся словоохотливыми. Чтобы сделать вздох, нужно подняться на руках, но силы быстро иссякают, и уже скоро человек начинает задыхаться и готов на все, лишь бы закончить эту муку.
Только сейчас трибун почувствовал, насколько продрог. Быстро скинув с себя мокрую одежду, он завернулся в шерстяной плащ и приказал зажечь огонь в очаге. Долго грелся возле него, стуча зубами и потирая над пламенем руки. Оттаяв, надел солдатские тунику и штаны, сунул ноги в калиги, и перед мучимыми германцами появился во всей красе римлянина-победителя: в панцире, наручах, с двумя мечами, весящими на поясе, и шлеме с белым плюмажем.
Тринадцать невысоких крестов. Легионеры обошлись без гвоздей, просто привязали туго лодыжки к вертикальной планке, а запястья – к горизонтальной.
Косс сел напротив распятого старосты на услужливо принесенную кем-то из легионеров деревянную скамью. Кузнец Публий поставил рядом корзину с яблоками – нашел в погребе. Порывшись, трибун выбрал плод порумянее и принялся грызть, поглядывая на рыжебородого. Время от времени прикладывался к бурдюку с неразбавленным красным вином, таким терпким, что зубы сводило. Германец облизывал пересохшие губы и изрыгал очередную вереницу проклятий.
К полудню один из распятых хавков обессилел настолько, что уже не мог поднять израненное тело и вздохнуть. Он хрипел и тщетно бился в путах. Трибун встал со скамьи и, пошатываясь, подошел к нему. Долго смотрел на мучения несчастного и, когда тот почти затих, приказал перебить ему ноги. Необязательная мера, это лишь на несколько мгновения приблизило к хавку смерть, но, по хмельному замыслу римлянина, должно было произвести впечатление на рыжебородого.
– Я прикажу снять тебя с креста, и даже оставлю в живых, скажи только, где золото?
Староста поднял тяжелые веки. Он едва чувствовал свои руки, туго привязанные к кресту.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, римлянин. Мы ничего дурного не делали.
– Возле вашего колодца мы нашли вот это, – Косс приблизил к его глазам руку с зажатой в пальцах монетой. – Я хочу знать, где остальное. Вы ограбили римский отряд, притащили золото сюда и до поры спрятали в колодце. Потом забрали и увезли. Я спрашиваю, куда? Отвечай! – он ударил рыжебородого по колену. Тот дернулся, сквозь зубы проговорил:
– Я не знаю ни о каком золоте!
– Не знаешь? – Косс взял из рук легионера дубину, найденную в деревне, и переместился влево, к распятому германцу, чьи черты и цвет волос напоминали старосту. – Это ведь твой родственник? Наверное, брат, не так ли?
Широко размахнувшись, ударил, но не по ногам, как ожидали и затаившие в ухмылке дыхание легионеры, и напрягшиеся германцы, а по животу. Хавк выпучил глаза, рефлекторно все его мышцы попытались сжать тело в болезненный комок, но крепко держащие путы оставили его неподвижным. Косс ударил снова, потом еще раз. Серая туника германца окрасилась кровью – лопнула кожа и мускулы. Следующим ударом трибун размозжил распятому лицо.
Тяжело дыша, повернулся к старосте:
– Память не вернулась? – и двинулся к следующему. Варвар задрожал. – Страшно? – в голосе Косса появилось участие. – Мне тоже было бы страшно. Никто из нас не знает наверняка, что там. И есть ли вообще хоть что-то…. Ты ведь не хочешь умереть?
Германец замотал головой.
– Не слушай его! – крикнул староста и, еле передвигая во рту сухим языком, сплюнул под ноги трибуну. – Никогда вы не будете хозяевами здесь! Никогда! Было время, когда к каждому дереву в этих лесах наши отцы и деды прибили по римскому черепу 3 и так будет снова! Давай, убей меня! Но недолго ты пробудешь среди живых, мои братья по копью отомстят, и намотают на меч твои кишки!
Косс оскалился и ударил рыжебородого дубиной по ногам. Тот взвыл, но тут же продолжил призывать кару богов на головы римлян.
Сердце Косса забилось быстро и гулко.
– Кишки намотают, говоришь? – выдернув из ножен гладий, он легко ткнул его концом в грудь германца, туда, где заканчивалась грудина, и с силой надавил, одновременно ведя лезвие вниз. Хавк завизжал. Меж разошедшихся краев плоти показались сизые внутренности. Делано отведя в сторону нос, Косс запустил руку внутрь, схватил склизкие кишки и потянул на себя. Улыбаясь, сделал шаг назад. – Ты еще можешь спасти товарищей, отвечай!
Но хавк уже не слышал его. Еще живой, но потерявший рассудок от боли, он выл, извиваясь на кресте.
Бросив на землю змеящуюся кишку, трибун брезгливо обтер руку об одежду другого распятого. Всмотрелся в его лицо.
– Будешь следующим? – острие меча уперлось германцу в живот.
По лицу хавка, бледному до синевы, ручьями потек пот, но он справился со своим страхом и выкрикнул:
– Бей, трус! Бей, и…!
– Как прикажешь, – буднично произнес Косс и вонзил меч в его пах. Германец завыл, задергался на кресте. – Хочешь легкой смерти? – спросил трибун, отступив на шаг.
– Да!
– Где золото?
– Не знаю, клянусь! Не знаю!
Со вздохом трибун покачал головой и отошел от корчащегося в муках хавка и долгие минуты наблюдал, скрестив руки на груди, как тот страдает, истекая кровью. Упрямый народ. Видят боги, с германцами Риму не договориться, не все варвары созданы для подчинения, кое-кто – только для смерти. Он продолжил допрос и истязания. Но все без толку. Один за другим хавки умирали в жесточайших муках, призывая на голову Косса гнев богов и клянясь этими же богами, что не ведают ни о каком золоте. Клятые упрямцы!
Краем глаза он видел возбуждение на лицах своих солдат. Гражданские приходят в экстаз, наблюдая, как гладиаторы рубят друг друга в кровь, но и военные, казалось, привыкшие к трупам и смерти, находят в истязании чужой плоти удовольствие. Впрочем, не все. Один из центурионов поглядывал на экзекуцию с явным неодобрением, да и новобранцы, сыновья ветеранов из Оппидума Убиорума, старались смотреть под ноги, а не на распятых хавков.
– Овчарню с бабами и детьми закройте и подожгите, – приказал Косс и добавил только для центурионов: – Бабы все одно ничего не знают.
– Так нельзя, трибун! – на рябых щеках старого воина играли желваки. – Монеты монетами, но…, – он помедлил, огляделся. – Я чего только не видел, командир, но уверен, если б они…, – он кивнул на безжизненно повисшие на крестах тела, – если б они знали хоть что-то, то непременно рассказали бы. Не все, так один! Я бы точно рассказал!
– И что я должен сделать, по-твоему? – глаза трибуна опасно сузились, и центурион почел за лучшее отступить назад.
– Возьмем их в заложники! – пришел на помощь второй центурион. – Нам один путь – в лагерь! Путь легат решает!
– В заложники берут родственников вождя, олух, а не какой-то скот! Если варвары надумали объединиться против нас, и для того украли наше золото, жизни жалких крестьян не заставят их передумать! – трибун еще злился, но рвущаяся из груди ярость утихла. В словах центурионов был резон. Пусть Приск решает. Косс Атилий Север сделал все возможное и невозможное. Отыскал пропавших преторианцев, прошел, как пес, по следу украденной казны, и не его вина, что эти варвары ненавидят Рим сильнее, чем боятся мук и смерти. – Ладно, ведем их в лагерь.
<< предыдущая, 5 глава 1 книги
следующая, 7 глава 1 книги >>
© 2015 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.