На корме был установлен навес, огороженный с наветренных сторон. Под ним стояли друг напротив друга две скамьи и печь. Поднявшись утром из душного трюма, Децим и Креон сели на одну скамью, преторианцы – на другую. Цербер вытянул вперед свои длинные худые ноги в холщовых штанах. Подошвы его обмотанных мехом сандалий почти уперлись в печку.
- Грейся впрок, Приск, – сказал он. – В гроте намерзнешься.
Децим не ответил, закрыл глаза. Лучше смотреть внутрь собственного черепа, чем на желчное лицо Камилла младшего.
После полудня ветер поутих, и замерзшим гребцам пришлось грести в полную силу, чему они были только рады. Им удалось согреться и даже вспотеть. Всем прочим морякам оставалось кутаться в шерстяные плащи и с завистью поглядывать на шестерых пассажиров, что грелись у печи.
- О, Партеноп! – Цербер указал на появившийся из-за горизонта островок – кусок скалы, торчащий из моря. В четверти мили от него стояла на якоре унирема вроде той, на которой они плыли. Стояла давно. Паруса были спущены, весла убраны. – Здесь доживают свои дни сестры принцепса, – при этих словах он пристально посмотрел в глаза Дециму. – Ливилла и… Агриппина. Ты ведь знаешь ее?
- Видел как-то, – Децим выдержал его насмешливый взгляд.
- Которую из них?
- Обеих.
- И обеим был любовником? Или только одной?
Конечно. Не стоило юлить. Этому цезареву соглядатаю известно все и обо всех. Такая натура, такая служба. Децим не ответил, посмотрел на проносящийся мимо островок. Ему даже показалось, что он видит фигуру на берегу, тонкую, почти бесплотную. Одним богам известно, как сестрам удается выжить. Он любил ее когда-то, красивую, грубую, дерзкую Юлию Агриппину. Но уже давно свыкся с мыслью, что она никогда не вернется, что ее смерть – вопрос скоротечного времени. Помочь ей, обреченной на смерть от голода, невозможно. Значит, следует забыть. Тем более, она не жертва. Он предупреждал ее, просил, чтобы оставила свои честолюбивые мечты и замыслы. Она отмахивалась, повторяла, что, раз родилась в роду Юлиев, ее судьба – кусать либо быть сожранной, и она предпочитает быть волчицей, а не овцой.
- Корабль, – шепнул Креон через четверть часа, когда Партеноп почти скрылся за кормой.
Децим обернулся назад, и увидел судно, круто меняющее курс и поворачивающее к островку. Это движение не укрылось от Цербера. Прищурившись, он вгляделся в корабль. Сухие губы растянулись в ухмылку:
- Либурна. Неплохая посудина. Куда быстрее нашего корыта. Могу ошибаться, но…, – он пересел на скамью Децима, придвинулся к нему и по-приятельски взял его под локоть: – Готов спорить на свой левый мизинец, принцепс послал кого-то прикончить этих двух шлюх. Интересно, кого?
- Тебе что за дело? – горечь слегка опалила сердце.
- Жалею, что он отправил не меня.
- Скорблю вместе с тобой, Валерий Камилл.
Цербер осклабился:
- Ты начинаешь мне нравиться, Приск. Пожалуй, в Черном гроте ты проживешь дольше своих предшественников. Не сдохнешь в первый час. Возможно, даже дотянешь до ночи.
- Не беспокойся, командир, я вырву ему кишки голыми руками, если ты не вернешься, – по-германски с рыкающим батавским выговором пообещал Креон.
- Не вырвешь, болван. Вы пойдете в грот вместе. Это приказ цезаря, – так же, по-германски, но мягче, на убийском наречии, сказал Цербер. – Чего вытаращился? Ты хитер, как обгаженный чайками пень! Я знаю твой язык и еще полдюжины других.
С яростным ревом Креон вскочил, навис над его головой, играя желваками. Его огромная пятерня стиснула край пустых ножен. Цербер расхохотался ему в лицо:
- Давай, тупой батав! Дай волю своему гневу! И я буду рад ответить, – он на два пальца вытянул из ножен гладий, – выпущу тебе кишки, и вздерну тебя на них!
- Креон, сядь, – тихо приказал Децим.
Батав нехотя подчинился, вернулся на свое место. Цербер отпустил рукоять гладия и масляно улыбнулся Дециму:
- Послушный пес, послушный хозяин.
- Сделай одолжение, Гай Валерий Камилл, заткнись.
- Не сделаю, Приск. Мне плевать на сокровища Черного грота. По мне, так пусть останутся там. Принцепс изыщет иные пути наполнить казну. Заберет твое имущество, потом имущество других. Хватит! Риму довольно одного богатого человека – цезаря! Все прочие должны быть равны! Пройдет год-два, и простые портовые парни будут сношать сенаторских дочек! Жаль, твоя дочь не доживет, ведь Черный грот станет тебе могилой, а, значит, и ей. Интересно, какой способ казни…
- Для преторианца ты слишком многословен, – невозмутимо заметил Децим. В душе бурлило от ярости, а сердце скручивалось в жгут от страха за семью, но он не мог позволить себе потерять лицо. – На острове кто-то живет?
- Живет, – Цербер принял упрек и проронил единственное слово.
- Рыбаки?
- Нет, – тот ответил и замолчал. Через минуту, не дождавшись нового вопроса, добавил: – Преторианская центурия. И еще друзья принцепса.
Децим помрачнел. Плохо дело. Центурия – это много.
- Ясно.
- После того, как в гроте сгинули тевтоны из охраны Гая Цезаря, он отправил на остров своих друзей, почти две дюжины. Тех, кто предал его. Не деяниями, но в мыслях, на словах. Пообещал, что простит и позволит вернуться в Рим, к семьям, если добудут сокровище Черного грота. Пятерых уже нет. Не смогли. Ни добраться до сокровища, ни выбраться. И ты не сможешь.
- Я всегда был верен цезарю, и в делах, и на словах, и в мыслях, – не стоило этого говорить, но Децим не сумел удержать в себе этот детский укор далекому правителю.
- Я знаю, – ухмыльнулся Цербер. – Он просто тебя невзлюбил. Ничего не поделаешь! – он развел руками. – Кого-то боги любят и дарят милость день за днем, даже молитв и жертв не требуя. А кому-то приходится за малую удачу годами просить и жертвовать, – он толкнул Децима локтем в бок. – В этом мы схожи. Поэтому ты мне нравишься.
- У тебя странная манера выказывать приязнь, – буркнул Креон.
Цербер посмотрел на него пристально.
- Германского хряка никто не просил встревать, – проронил он и повернулся к Дециму: – Ты слишком распустил его, легат!
- Мой солдат – мои порядки.
- Как скажешь! – Цербер улыбнулся. – Кстати…. Совсем забыл! Один из друзей принцепса, тех, кого он отправил на Капри, – Гней Азиний Галл. Ты ведь знаешь его?
Децим знал.
- Его жена Ульпия разделила с ним тяготы испытания. По просьбе принцепса! – лицо Цербера вновь расплылось в улыбке, обнажившей неполный ряд зубов. – Красавица! Огонь! Она ведь раньше была твоей женой, да?
- Да.
Цербер пожевал губы, нахмурился. Этим кривлянием он напомнил Дециму кого-то.
- Я слышал, она изменяла тебе.
- Я слышал, она изменяет Азинию.
Цербер засмеялся:
- Определенно: ты мне нравишься! С каждой минутой все больше и больше. Видят боги, еще час-два, и я буду крепко влюблен в тебя. Всегда любил зубастых курочек, а не блеющих овечек.
Креон рядом с Децимом побагровел, его глаза налились кровью, губы задрожали, лежащие на коленях крупные кисти рук сжались в кулаки. Он шумно запыхтел. Одно слово, и он бросился бы на ненавистного насмешника.
- Никогда не любил плешивых козликов, – не гладя на Цербера, сказал Децим. Креон выдохнул. Ярость покинула его так же быстро, как жар – выставленный на мороз чан с кипятком.
<<предыдущая, Глава 3
следующая, Глава 5>>
© 2016 – 2017, Irina Rix. Все права защищены.