Книга 2. День 4. Глава 38.

- Ты должен сопроводить меня на «Партенопею»! Рядом с Марком Децием Пробом я буду в полной безопасности!  Зачем только я вернулась сюда?! – Агриппина топнула ногой и ожгла взглядом Стигия, сгорбившегося от тяжелой ноши на плече – скатанной циновки, в которую было завернуто тело Лукреции.

Тяжело дыша, раб опустился на колени и осторожно положил ношу на пол.

- Прости, госпожа, – едва слышно прошелестел он. – Но я раб своего господина и должен испросить у него разрешения на это.

- Луций в тюрьме, ты забыл? И потом, – она подошла и сжала своими тонкими пальцами его плечо, – ты спас меня. Я это ценю. Будешь моим слугой? Не рабом. Я все устрою, ты станешь свободным.

- Госпожа, – Стигий попятился. Его лицо скривилось, будто он намеревался зарыдать. – Я предал своего господина, один я виноват в том, что он…, – раб всхлипнул. – Я не достоин ни свободы, ни жизни! – он стиснул ладонями свой бритый череп. Наверняка, будь на его голове хоть один волос, он выдрал бы его. – Рабу не дозволена любовь, а я забыл об этом!

- О чем ты? – Агриппина брезгливо нахмурилась и отошла от него: этот жилистый египтянин был странным, а странные люди всегда пугали ее. Она налила себе вина, выпила маленькими глотками. Долго смотрела на свернутую циновку. Стигий все причитал и причитал, но уже без надрыва. – Я не хочу, чтобы ее нашли в моей спальне. С этого болвана Гортензия станется обвинить меня в ее смерти. Не понимаю, – она покачала головой, – зачем вообще ты притащил ее сюда? Надо было оставить ее в доме, она сгорела бы вместе с Домициллой.

- Госпожа, – просипел раб, – исчезновение жены магистрата выглядело бы куда подозрительнее, чем ее скоропостижная смерть во сне. И я смиренно прошу тебя, госпожа, отвлечь рабов и слуг, а я в это время отнесу тело госпожи Лукреции в ее спальню, раздену и уложу в постель.

- Я?! Отвлечь?!

- Госпожа, – раб низко склонил лысую голову, – это в твоих интересах, чтобы никто не заподозрил, что ты и она покидали этот дом.

- Между прочим, это была идея твоего хозяина – вновь допросить Домициллу.

- Он просил сделать это тайно, под покровом ночи?

Агриппина выругалась и метнула в Стигия пустой кубок. Он поймал его налету.

- Будет лучше, если мы сможем избежать лишнего шума, госпожа.

- Боги! Перестань шелестеть и займись этой дохлой овцой! – Агриппина села на ложе и отвернулась. Но краем глаза наблюдала, как Стигий присел на корточки рядом с завернутым в циновку трупом, как развернул его, пригладил растрепавшиеся волосы Лукреции. Все его движения были мягкими, исполненными уважения, почти ласки. Извращенец, подумалось ей, брат Гай тоже любит мертвые тела, развлекается с ними. – Нет! Стой! Подожди, я придумала! Сделаешь, как я скажу!

- Госпожа? – Стигий поднял голову.

Агриппина хищно улыбнулась, обнажив клыки:

- Ты отнесешь ее в комнату префекта Афрания. Уверена, он спит хмельным сном. Конечно, ты проверь сначала.

- Но….

- Этим ты поможешь Луцию, пустая твоя голова!  Афраний и Гортензий сговорились погубить его. Ты их рассоришь, старая обезьяна не простит Афранию….

- Молчи! – Стигий подскочил к ней и непочтительно прижал свой шершавый палец к ее губам  и быстро затушил фитиль масляной лампы, стоящей на столе. – Слышишь?

Ярость взорвалась внутри ее головы, ударилась в затылок: что этот жалкий раб себе позволяет? Но, едва она прислушалась, гнев исчез, а сердце сжалось. Сквозь приоткрытые ставни доносился шум.

- Там виноградник оплетает стену, – прошептала она.

- Это не листья на ветру шумят. Кто-то лезет сюда.

- Боги, это убийца!  Где твой меч, где?!

- Тихо, госпожа, я прошу! – Стигий метнулся к телу Лукреции, набросил на него край циновки, скользнул к ставням и застыл, слившись со стеной.

Агриппина попятилась к двери. Ее взгляд заметался по комнате, от окна к Стигию, от Стигия к мертвой Лукреции, чьи торчащие из-под циновки голые ступни почти светились в мертвенном лунном свете, сочащемся сквозь ставни.

Шум снаружи резко стих. Тишина стала звенящей. Агриппина и Стигий застыли, не смея ни вздохнуть, ни шелохнуться.

Ставни, чуть скрипнув, открылись наружу. Быстро и почти бесшумно незваный гость подтянулся, схватившись за подоконник, и перелез через него.

Стигий бросился к нему, в лунном свете мелькнуло лезвие его меча. И сразу послышался стук, приглушенный шкурой на полу: меч упал, выбитый из его руки, а сам раб рухнул следом, прижимая руки к животу.

Агриппина метнулась к двери, из ее груди рванулся крик, но сильные пальцы сдавили ее горло, и вопль заглох,  не родившись. Она попыталась освободиться, ударила ногой, попала. Но мимолетное торжество тотчас сменилось паникой: хватка не ослабла, скорее усилилась. Он не отпустит ее живой, это конец, конец!

- Помоги мне, Сти…! – прохрипела она, теряя сознание.

- Тихо! – прошипели ей в ухо. Голос показался смутно знакомым.

Краем глаза она заметила какое-то движение в полумраке, и в следующее мгновение что-то тяжелое просвистело мимо ее лица и обрушилось на голову гостя.

Он повалился на пол, как мешок репы с воза. Агриппина с хрипом вздохнула. Борьба за жизнь лишила ее последних сил. На подгибающихся ногах она дошла кое-как до ложа и упала на него.

- Госпожа, госпожа! Ты жива?

Она приоткрыла один глаз и увидела склонившегося над ней Стигия, его бритый череп блестел в лунном свете.

- Чем ты его? – спросила она.

- Кувшином…. Вино пролилось….

- Прикончи его, если он еще жив.

- Госпожа, – голова раба качнулась в поклоне и исчезла.

- Кто он? Ты знаешь его?

- О, нет! Нет!

- Что?

-Господин! О, мне нет прощения, боги, боги, за что вы так со мной?!

Агриппина скатилась с ложа:

- Господин?!  Что это значит, Стигий?!

Человек, над которым стенал шепотом раб, шевельнулся, приподнялся на локте, сел, потряс головой, втянул сквозь зубы воздух, выругался. Его взгляд остановился на коленопреклоненном рабе.

- Стигий?! Что ты здесь делаешь?

- О, господин! Мне нет прощения, я погубил тебя…, – застонал тот.

- Луций, это ведь ты? – Агриппина на четвереньках подползла к нему и отпихнула раба в сторону.  – Ты! Но как ты оказался здесь? Боги, чем от тебя воняет? – она отстранилась.

- Кровью, наверное.

- Тухлятиной!

- Я бежал через трущобы, там грязно…. Я боялся, ты отправилась к Домицилле. Но ты куда мудрее, чем я думал, не купилась на мои намеки, осталась здесь….

Агриппина и Стигий переглянулись. Это не укрылось от Луция, но среагировал он по-своему: забыл о ней и переключился на раба:

- Стигий, ты не ответил мне.

Из горла раба вырвался очередной горестный сип, он пал ниц и, не поднимая головы, дополз до сидящего на полу хозяина, уткнулся в него и зарыдал беззвучно.

Агриппина посмотрела на него брезгливо.

- Он лепетал о том, что предал тебя, – сказала она. – Но я не поняла, как именно.

- Я…. Я…, – Стигий на мгновение поднял голову. Его лицо было страшно от исказившей его скорбной гримасы. – Мне нет прощения, господин, я не достоин ни жить, ни служить тебе, я….

- Стигий, слишком много слов для того, кто с трудом говорит. Четко и кратко. Я слушаю.

- Я нанял корабль в Остии, приплыл сюда. Устал с дороги, зашел в таверну в порту, поесть и выпить. Там веселье, пьяный моряк всех угощает, бахвалится тем, что спал с правнучкой Августа. Надоел уже всем, но терпят: он платит. Я сел в углу, надеялся, он не заметит меня. Ошибся. Мне еще мои бобы и пиво не принесли, а он уже сидел рядом и орал мне в ухо, что он любимец богов. Я не слушал. До тех пор, пока он не упомянул твое имя. Тогда уж я заинтересовался. Он рассказал, что плыл на либурне с тобой, что вы забрали с Партенопа госпожу Агриппину, а сам он имел связь с госпожой Ливиллой. Я не поверил ему, высмеял. А он разорался, говорит: я тебе сейчас больше расскажу, бритая твоя башка! И рассказал об убийстве, о том, что ты заплатил ему, чтобы повесить на него вину за смерть пятерых его товарищей. Потом он ушел наверх с лупой. Я не поверил бы его словам, но в другой таверне, куда я зашел, чтобы найти комнату для ночлега, я услышал разговор моряков с той самой либурны и понял, что это правда: убиты пятеро, убийцей считают того болвана…. Он сам не придумал бы про деньги, значит, ты действительно подкупил его. Это был выход для меня, выполнить приказ и сохранить жизнь моей Кары: я отправился в преторий и донес на этого болвана, его схватили, притащили в тюрьму, а после… привезли туда тебя…, – Стигий поднял глаза на хозяина и осекся, натолкнувшись на его взгляд.

- Чьего приказа? – ледяным голосом спросил Луций. – Причем тут Кара?

- Это все Косс, – прошелестел Стигий. – Косс.

- Косс? – голос Луция сразу стал напряженным. – Что с ним?!

- С ним – ничего плохого, господин.  Но он пригрозил мне, что отправит мою Кару на рудники, если я не помешаю тебе опередить Децима Приска. Косс и Друз Приск….

- Децима Приска? – встряла Агриппина. – Он что, в Неаполе? И что это значит: опередить? Вы состязаетесь? В чем и за что?

Луций бросил на нее быстрый взгляд.  Выходит, не ошибся. Он давно подметил, что она заметно оживляется, стоит упомянуть старшего Приска, на ее щеках появляется румянец, а в глазах – блеск. Он явно что-то значит для нее. И потому посвящать ее в подробности – лишний риск, с нее станется начать чинить препятствия в расследовании.

Он незаметно, но больно пихнул Стигия, тот крякнул и захлопнул открывшийся для ответа рот.

- Понятия не имею. Что ты несешь, Стигий?

Раб задрожал, по его лицу градом покатился пот, он затравленно перевел взгляд с Луция на Агриппину и обратно, его губы беззвучно шевельнулись, но с них не слетело ни звука.

- Раздобудь огня, Стигий, – положил конец его мучениям Луций, – я устал от темноты.

Раб с благодарностью закивал. Хозяин не желает, чтобы эта женщина знала о состязании. Интересно, почему? Нет, не интересно. Это не его, Стигия, дело. Его дело – исправить  свои ошибки и не совершить новых.

- Ты что-то не договариваешь, Луций, – медленно произнесла Агриппина, проследив, как раб тенью шмыгнул к двери, приотворил ее, выглянул наружу и выскользнул в коридор.

- Дай прийти в себя. Я сбился со счета, сколько раз за эту ночь меня пытались убить.

- Убить? Кто?

- Он не назывался, лицо прятал под капюшоном, говорил шепотом, – ответил он и рассказал ей о событиях, последовавших после ее ухода.

- Зачем кому-то убивать тебя?

- Не знаю, – ответил Луций и повернулся на скрип двери.

Это был Стигий с лампой в руках. От ее фитиля он зажег все три лампы, что были в комнате. Стало светло. И сразу, исполнив приказ, раб опустился на колени, съежился и склонил голову.

- Ты собирался объяснить насчет Приска, – напомнил ему Луций. – Друза Приска, ведь так?

- Да, да! – закивал Стигий. – В моей глупой голове перепутались…, – он затравленно глянул на Агриппину, – …имена. Для моего варварского уха….

- Про свои уши Харону расскажешь. Я хочу знать, как так вышло, что ты предал меня?

- Я…, – раб замялся, его глаза забегали. – Молодой господин, твой сын, вызвал меня к себе…. Вернее, в лупанар, из дешевых, но популярных нынче…. Он был там вместе с Друзом Корнелием Приском, трибуном латиклавием….

- Он знает, кем служит Друз в его легионе! – перебила его Агриппина. – Шевели языком быстрее!

- Да, госпожа, слушаюсь! Они, твой сын Косс и Друз, рассуждали о том, что…

- Что я уже слишком стар для службы? – подсказал Луций.

- Да, – выдохнул Стигий.

- Я знаю о том, что Друз интриговал против меня. Но представить не мог, что Косс станет помогать ему в этом.

- Если позволишь мне высказаться в защиту молодого господина, он, по всей вероятности, желал тебе добра и долгожданного покоя, что подарит тебе отставка, о которой ты просил принцепса, но….

- Не отвлекайся.

- Прости, господин. Я не уверен, но полагаю, они решили, что, если ты за отведенную тебе принцепсом неделю не расследуешь убийство Валерия Камилла и не принесешь ему чертеж арены для навмахий….

- Навмахий?! Ах, вот почему ты все время спрашиваешь про эту арену! Но какая связь между убийством Камилла и навмахиями?

- Никакой, милая. Это же твой брат, ты хочешь от него разумного? Стигий, заканчивай!

Агриппина удивленно приподняла бровь: Север доселе не позволял себе высказываться о цезаре в таком духе. Он меняется и, кажется, допускает мысль, что тощей заднице Гая не место на троне.

- Если ты не оправдаешь надежд принцепса, решили они, он разочаруется в тебе, отправит в отставку, а на твое место назначит Друза, – закончил раб.

- Болваны, – фыркнула Агриппина. – Он может назначить кого угодно.

- Я говорил им это, – торопливо заметил Стигий. – Но они не пожелали слушать. А Косс приказал мне ехать сюда и мешать твоему расследованию. Он сказал, что, если я не подчинюсь, если я расскажу тебе, если я оплошаю – во всех этих случаях он отправит Кару, мою Кару, на рудники! Ты ведь знаешь, – он заломил руки, его неровные брови страдальчески изогнулись, – у нее слабая грудь, она умрет там!

- С каких пор он начал распоряжаться моими рабами? – озадаченно спросил Луций, скорее сам у себя, чем у Стигия.

- Заждавшиеся наследники начинают с малого, – хмыкнула Агриппина. – Все сыновья торопят отцов к пращурам, ужель ты думал, твой мальчик иной?

- Ты предал меня, Стигий.

- Да, господин, и я…, – и без того тихий, голос раба был еле слышен. – Я достоин смерти, самого жестокого и унизительного наказания, но я смиренно прошу за Кару, она ни в чем не повинна, она….

- Кара не будет наказана. Ты молись. Только быстро. Я окажу тебе последнюю милость. Хотя ты ее не стоишь.

- О, господин, благодарю за этот дар почетной смерти!

- Что?! – Агриппина вскочила с пола. – Смерти?! Ты что, собираешься зарезать его здесь, в моей комнате?!

- Да.

- Не смей!

- Ты скажешь, что заколола грабителя или убийцу, госпожа! – взмолился Стигий. – Этот город кишит ворами….

- Убийцу с клеймом Атилия Севера на руке? Бесподобно! Луций, ты, я вижу, очень хочешь на арену!

- Он предал меня и должен ответить за это.

- Он спас мне жизнь! – неожиданно даже для себя воскликнула она. – Я прошу за него! Я готова купить его, назови цену!

- Разве у тебя есть деньги?

- Будут. Не ухмыляйся! И не жди, что я предложу тебе себя.

- Не жду. Стигий, на колени! И молись.

- Нет! – Агриппина встала между ними. – Мне не нужен второй труп в моей спальне!

- Второй труп?

- Раскрой глаза! – Агриппина ткнула пальцем в сторону циновки, из-под которой виднелся светлый затылок.

Забыв о Стигии, Луций быстро подошел, оттянул край циновки.

- Лукреция…, – проговорил он.  – Ты сошла с ума, Агриппина. Зачем ты убила ее? За что?

- Я убила?!

- А кто же?

- Не она, не госпожа Агриппина, я могу поклясться, господин! – вступился за нее Стигий.

- Кто тогда?

- Твой раб считает, она умерла от страха.

- И что же напугало ее?

- Я решила пойти к Домицилле! Эта овца…. Прости, я вижу, ее смерть – удар для тебя. Я хотела сказать, Лукреция увязалась со мной….

- Ты пошла к ней ночью и без охраны?

Агриппина набрала полную грудь воздуха, ее лицо потемнело от гнева. Но она сдержалась, выдохнула и отвернулась.

- Я следовал за ними, неотступно, почти до самого дома Домициллы, когда на них напали. Госпожа Агриппина сопротивлялась, господин, а эта несчастная матрона, вскрикнув, упала без чувств. Их было полдюжины, тех, кто напал, – заметив ожидаемый интерес в глазах хозяина, Стигий рассказал о своих ночных злоключениях.

К его рассказу присоединилась Агриппина. Стигий поведал о том, что происходило снаружи, она – о том, что внутри. Закончил раб неожиданно: виновато покосившись на нее, выдал:

- Госпожа предложила мне подбросить тело этой женщины в постель префекта Афрания, он де спит хмельным сном и не заметит этого коварства….

- Хорошая идея, – Луций улыбнулся, а глаза Стигия полезли на лоб от удивления. – Исполняй. То, как Афраний обошелся со мной, требует отмщения. Если бы я не сбежал, околел бы к утру от холода. Да, Стигий…, – нагнувшийся над телом Лукреции раб поднял голову, – я передумал. Живым ты принесешь больше пользы, искупишь свой проступок верной службой.

-   Как прикажешь, господин, – Стигий склонил голову, пряча довольную улыбку.

-  Продай его мне!

- Зачем он тебе, милая? Своевольный, желчный.

- Мне нужен верный слуга.

- Его верность сомнительна, – заметил Луций, а Стигий при этих словах горько вздохнул. – Стигий, ты хочешь служить госпоже?

Раб поперхнулся воздухом, потупил взгляд и пробормотал:

- Я смиренно прошу о милости служить тебе, господин, и только тебе, если уж мне дозволено выбирать.

- Дурак, – фыркнула Агриппина.

Стигий убрал циновку и начал приводить в порядок одежду Лукреции.

- Стой, – Луций подошел к нему, окинул взглядом мертвое тело. – Странно будет, если Афраний обнаружит ее в своей постели полностью одетой. Надо раздеть ее. Мы это сделаем, я и ты, милая. А ты, Стигий, иди и удостоверься, что префект спит крепко и один, а в коридоре никого нет.

- А если не один?

- Ты знаешь, что делать.

- Знаю? – Стигий изумленно вытаращил глаза.

- Иди.

- Надеюсь, если Афраний спит с рабыней, твоему рабу хватит ума не душить ее, – проворчала Агриппина, когда дверь закрылась за Стигием, а сама она склонилась над мертвым телом. – Что ты намерен делать?

- Поговорить с Гортензием.

- Не боишься?

- Он храбр, если рядом охрана и Афраний.  А его мы выведем из игры с помощью Лукреции. Не думаю, что Гортензий откажется выслушать меня. То, что он велел заточить меня, большая ошибка, он не может этого не понимать. Я предложу ему то, что поможет ему возвыситься.

- И что же?

- У него есть дочь, недавно овдовевшая, которую он очень хочет выдать замуж. А у меня есть сын. После того, что он натворил, он не посмеет мне перечить, женится на ней. Надеюсь, она похожа на раба Феокла внешне и занудна, как ее отец.

- А ты мстителен, – усмехнулась Агриппина.

- Стигий помянул, что человек, с которым обнималась Домицилла, хромал….

По лицу Агриппины пробежала тень, и он решил, ей неприятны воспоминания. Она поспешно кивнула и подтвердила:

- Да. Он припадал на левую ногу.

- Верно, на левую. Человека, что намеревался убить меня в претории, я ударил по левой голени. И это не Туллий с его сломанной левой ногой. По словам Волумния, Туллий так  и не пришел в себя, лежит в лазарете. Однако я уверен, этот человек – из команды «Партенопеи».

- С чего ты взял?

- Гортензий снял гвардейцев с «Партенопеи», так сказал Волумний. Убийца найден. Туллий. Значит, незачем отвлекать гвардию от охраны улиц. Корабль охраняют, ему запрещено покидать порт, но его команда вольна покидать борт и идти куда заблагорассудится.

- Это домыслы.

- Нет. Я гнался за этим человеком и его подельником. В трущобах наткнулся на труп последнего и осмотрел его.  Верно, он пытался бороться за свою жизнь. Сорвал со своего убийцы кошель. Только внутри не золото, а миндаль. Как на месте убийства Камилла.

Агриппина посмотрела ему в глаза:

- Мне жаль, Луций, очень жаль. Но тот, с кем лобзалась Домицилла, не из моряков «Партенопеи».

- А кто?

- Я не знаю, – она пожала плечами и отвернулась: он проницателен и сразу заметит, что она лжет. – Никогда не видела его раньше. Светлые волосы, серые глаза, грубое лицо. Ему лет тридцать – тридцать пять. Шрам на щеке.

- Что ж…, – на его лице поубавилось решительности. – Но я должен поговорить с Гортензием, так или иначе.

- Когда?

- Сейчас.

Дверь бесшумно приотворилась, в комнату проскользнул Стигий.

- Он спит один. Крепко.

- Хорошо. Оставайся с госпожой Агриппиной. Я сделаю все сам. А потом зайду к магистрату. Потолкую с ним о жизни и… карьере.

- Но, господин, один ты…, – попытался протестовать раб, но Луций остановил его.

- Я приказал. Ждите здесь. Если что-то случится со мной, ты обязан доставить госпожу Агриппину принцепсу живой и невредимой.

Раб кивнул, а Луций взвалил на плечо обнаженное тело Лукреции. Стигий услужливо открыл перед ним дверь:

- Удачи, господин, – прошептал он, закрыл за ним дверь и повернулся к Агриппине: – Еще вина, госпожа?

- Наливай, – выдохнула она. – Длинная, однако, ночь.

Он наполнил чашу вином, протянул ей, а сам принялся наводить в комнате порядок. Агриппина молча наблюдала за ним, тянула вино.

- Зря ты отказался служить мне, – сказала она после долгой паузы.

Раб вздохнул, опустил голову, но по его упрямо выпяченной нижней губе она поняла, что он не жалеет.

- Ты можешь служить не только ему, но и мне, – гнула свое Агриппина. – Взамен можешь рассчитывать на мою помощь. Никто, ни один избалованный мальчишка не посмеет угрожать ни тебе, ни твоей жене, слышишь?

Стигий кусал губы.

- Я никогда не попрошу тебя предать его, – продолжила Агриппина. – Служи и мне тоже, и я обещаю…, – она осеклась: вошел Луций, бледный, с застывшим, будто от потрясения, лицом. – Ты быстро.

- Гортензий мертв. Убит.

- Как?! – она вскочила.

Он проигнорировал ее вопрос.

- Идем, Стигий. Ты мне нужен.

- Да, господин.

- Что ты собираешься делать? Я иду с вами! – Агриппина проскользнула между ними и первой выглянула в коридор. – Никого!

В спальне магистрата было чисто, мебель, статуи, вазы – все стояло на своих местах. О случившейся трагедии красноречиво говорил только один предмет – сам Гортензий, лежащий навзничь на голом полу. Широко раскрытые глаза смотрели в потолок, посиневшие губы кривились в гримасе. Его роскошная белоснежная шевелюра оказалась париком, что красовался теперь на голове мраморной Дианы.

Стигий склонился над ним, тронул пальцем застывшую кровавую кашицу на его лысой макушке.

- Тот, кто ударил его, стоял у него за спиной, – сказал он. – Убийца, должно быть, высокого роста. Выше благородного магистрата. На это, если позволишь, указывает то, как расположена эта рана.

- Но убило его не это. Удар пришелся вскользь, – Луций оттянул ворот ночной туники магистрата. – Задушен.

Стигий мельком взглянул на синяки на шее убитого. Куда больше его заинтересовало то, что он сжимал в своих стиснутых навеки кулаках. Тело было еще теплым, и потому он без особого труда сумел разогнуть узловатые пальцы.

- Тряпка, – разочаровано вздохнула Агриппина. – Луций, что ты ползаешь? Надеешься найти миндаль?

- Здесь следы. Пахнут дегтем. Это сделал….

- Кто-то из команды «Партенопеи»? – насмешливо закончила Агриппина. – Луций, в порту Неаполя сотни кораблей и тысячи моряков, и на подошвах каждого из них деготь!

- Господин…, – голос Стигия отчего-то дрожал, – я не понимаю тебя,  я – всего лишь раб, твой раб, а госпожа Агриппина – едва ли менее ничтожна, чем я, в ее нынешнем положении….

-  Да как ты смеешь…?! – зашипела на него Агриппина.

- Тихо! Стигий, ты сошел с ума на радостях от того, что я сохранил тебе жизнь?

Раб сглотнул, отвел взгляд:

- Господин, прости, но очевидно, что его убил ты.

- Я?

- Господин, умоляю, не теряй времени, разыгрывая перед нами невиновного, мы того не стоим, ты должен бежать отсюда! Я возьму на себя твою вину, клеймо выжгу, никто не узнает, что я твой раб! Я покончу с собой до того, как меня начнут пытать, я….

- Что ты несешь?

- Ты хотел с ним договориться, а он не пожелал даже выслушать тебя. Ты попытался ударить его сзади, быстро обошел сбоку. Но он оказался прытким, выскользнул из-под удара, ты только содрал ему кожу, череп не проломил. И тогда ты налетел на него, повалил на пол и начал душить. Он сопротивлялся, царапался, бился, рвал на тебе одежду…, – Стигий красноречиво посмотрел на грязную изорванную тунику Луция. – Это редкий цвет, вересковый, дорогая ткань.

- Дай! – Агриппина забрала у него клочок ткани, подошла к Луцию, приложила к его тунике. – От твоей туники! Зачем ты лжешь нам?

- Я не лгу. Моя одежда уже была лохмотьями, когда я поднялся к вам.

- Тем легче Гортензию было оторвать от нее лоскут.

Луций шумно выдохнул и снова склонился над трупом.

- Подойди, – позвал он Агриппину, чуть погодя. – Видишь? – он поднял безжизненную кисть магистрата. – Его ногти обломаны, кончики пальцев в крови. Стигий прав, Гортензий сопротивлялся. На коже его убийцы, должно быть, немало борозд. А на мне?

- Ты весь в синяках и ссадинах.

- Пусть. Но это не следы от ногтей.

Агриппина и Стигий переглянулись, у обоих на лицах было написано недоверие.

- Хорошо, чем пахнет от этого лоскута? – спросил Луций.

Агриппина поднесла клочок к носу, нахмурилась:

- Духами.

- Госпожа, ты позволишь? – Стигий протянул ей раскрытую ладонь. Получив лоскут, принюхался: – Сандал, александрийская роза, лотос…. Это «Дыхание Осириса», без всяких сомнений! Благовоние для молодых мужчин, – последнюю фразу он сказал с нажимом и многозначительно добавил: –  Дурной тон – пахнуть «Осирисом», если миновало тридцать пять лет, если седина тронула виски, если….

- От меня пахнет  «Осирисом», Стигий?

Раб приблизился, уткнулся носом в грудь хозяина:

- Прошу прощения, господин, но я соглашусь с госпожой Агриппиной: от тебя пахнет чем-то несвежим. Мне слышится запах гнилой груши, кошачьей мочи и…. О, господин, прошу, прости мои слова, но жалкими слывут те, что носят слишком тесную одежду, невзирая на плоть, что раздается вширь….

Агриппина кашлянула:

- Вырви ему язык, когда все закончится.

- Госпожа Агриппина, я всего лишь забочусь о своем господине, его добром имени!

- Это Кокцей, – сказал вдруг Луций.

- Что, господин?

- Кокцей убил Гортензия.

- Кокцей? – Агриппина удивленно подняла брови.

- Господин, кто такой этот Кокцей и почему ты считаешь его убийцей?

-  На мне одна из его туник. Он дал мне ее, когда моя одежда промокла. Ты должна помнить, милая.

- Я помню. Да, вы вернулись в одинаковых туниках.

- Это он. Молод, богат, ненавидит Гортензия. И Камилла.

- За издевательства?

- Нет. Я же говорил тебе, думаю, Камилл приложил руку к смерти его отца. Теперь мы знаем точно, Домицилла солгала, не Рубелий написал донос на Камилла, а Кокцей-старший. Он был безмерно рад тому, что принцепс Тиберий серьезно отнесся к посланию и прислал дознавателя. Знаешь, кого?

- Кого?

- Децима Корнелия Приска. Не поверю, что он не смог бы доказать вины Камилла, это дело – пустяк для него. Зато идея сыграть на одинаковых именах и свалить все на Тиберия Туллия – ход в духе Децима, такая… хитрость тессерария.

- Хитрость тессерария? Да ты завидуешь ему! Он раскрыл десятки преступлений в то время, как ты зажимал по углам жен своих легионеров!

- Госпожа…, – прошелестел Стигий.

- Заткнись, плесень!

- Я всего лишь прошу тебя быть сдержаннее, тише….

Агриппина с силой пихнула его локтем в живот:

- Не смей указывать мне! Что дальше, Луций?

- Дальше?

- Про Кокцея!

- Дальше, – он пожал плечами, – надо думать, Камилл задумал отомстить Кокцею-старшему и заодно помочь другу Гортензию получить власть над Неаполем. Ему это было на руку, друг-магистрат лучше, чем враг-магистрат.

- Опять домыслы.

- Я видел Камилла однажды на Капри, лет десять назад, и Тиберий, помню, поблагодарил его за чудодейственный отвар. Тот, кто может сделать лекарство, сумеет и яд. Смерть Кокцея-старшего действительно подозрительна, если учесть историю с доносом. Но без тела и с таким сроком давности уже ничего не доказать, тем более что и Камилл, и Гортензий мертвы, и некого припереть к стенке.

- Ты сможешь доказать, что он убил Камилла?

- Пока нет. Мне нужно вернуться на «Партенопею», обыскать корабль еще раз. Поговорить с людьми. Но для этого мне надо  узаконить свою свободу. И для этого, Стигий, ты станешь благородным магистратом.

- Господин?

- Ты похож на него.

- Ты бредишь? – фыркнула Агриппина. – Как это лысое чучело сможет выдать себя за Гортензия? И что делать с телом?

- Гортензий, если ты заметила, тоже лыс. Стигий наденет его парик, его одежду. Говорить будет тихо, посетует на простуду.

- Но….

- Не перебивай, а ты, Стигий, слушай внимательно. Я отправлюсь обратно в преторий. Надеюсь, моего исчезновения еще не заметили, и мне удастся снова запереться в камере. А ты, магистрат Гортензий проведешь эту ночь с Юлией Агриппиной….

- Что? Я? С этим…!

- Милая, из-за тебя я оказался в тюрьме. Твоя очередь помочь мне.

- Из-за меня?! Я говорила тебе, чтобы ты убил того болвана, но ты, осел упертый, сделал по-своему! Я не желаю, чтобы по всей империи судачили, будто я падка на тухлятину!

Луций невозмутимо продолжил:

- Под утро, еще в сумерках, ты, милая, вызовешь раба или рабыню, а лучше сразу нескольких, и вместе с ними отправишься к Афранию, чтобы передать ему приказ немедленно явиться к магистрату. С величайшим изумлением ты обнаружишь в его постели Лукрецию, о чем громко возвестишь миру, так, чтобы все слышали. Афраний будет раздавлен. А когда выяснится, что Лукреция еще и мертва…. В таком состоянии он не станет вглядываться в лицо нашего Гортензия, его будет заботить, как выйти  из щекотливого положения живым и не сосланным еще дальше. А ты, магистрат Стигий, прикажешь ему, не медля ни мгновения, освободить меня. Добавишь, что получил письмо из Рима, голубиной почтой. Один твой знакомец заклинает тебя быть осторожным со мной, я де лучший друг принцепса, он меня любит, он все мне прощает. Нагони страха.

- А что потом?

- Прикажешь оставить тебя в покое, сошлешься на головную боль. Афраний будет этому безмерно рад, сбежит обдумывать, как избавиться от тела Лукреции и заткнуть рты рабам.

- А я? – спросила Агриппина.

- С тобой, я уверен, он попытается договориться. Не упорствуй, пообещай молчать. А ты, Стигий, исчезнешь, оставив после себя труп настоящего Гортензия, с этим клочком в кулаке.

- Я понял. Ты найдешь клочок и обвинишь Кокцея?

- Да. Хотя есть риск, что мы не совпадем по времени: может, статься, в час, когда ты, магистрат, будешь отдавать приказ о моем освобождении, Кокцей уже будет на корабле, и вся команда потом подтвердит это. Но, думаю, Афранию будет не до дотошности.

- Я мог бы изобразить самоубийство магистрата…, – начал Стигий.

- И как мне обвинить тогда Кокцея?

- Господин, ты хочешь слишком многого! Оставь это расследование и возвращайся в Рим! Нельзя усидеть сразу на трех табуретах….

- Если зад жирный, то можно, – возразила Агриппина.

- Это образ, госпожа! – с обидой просипел Стигий и не удержался, заронил в душу хозяина зерно сомнения: – А ты уверен, господин, что тебя еще не хватились? Что, если уже весь преторий поднят на ноги, если….

Он не успел закончить. В дверь постучали, сначала робко, потом еще раз – настойчиво. Все трое переглянулись.

- Быстро! – прошипел Луций и, не дождавшись, пока Стигий и Агриппина справятся с оцепенением, затолкал труп Гортензия под низкое широкое ложе.  Вскочив, он схватил раба за тощие плечи: – Надевай парик и его одежду! Быстро!

- Да, да…. Так что мне делать, господин?

- Прикажи Афранию освободить меня и сразу верни тело туда, где он лежал, вложи в кулак этот клочок. Я доведу дело до конца. Виновные должны быть наказаны. Агриппина останется с тобой….

- Не оставляй меня здесь!  – она судорожно стиснула его локоть.

Стигий заметался по комнате, сбрасывая с себя свою простую неприметную одежду. Трясущимися руками он натянул на себя парик магистрата, завернул свое тощее тело в роскошный халат.

Луций распахнул ставни, повернулся к Агриппине. Что-то в ее глазах – те же ужас и отчаяние, что он уже видел в них на Партенопе – заставили его усомниться в том, что она достоверно и достойно сыграет свою роль.

- Хорошо, мы уходим вместе. Стигий, справишься один, не подведи меня. Она вернется, жди!

- Я не вернусь!

- Вернешься. Чтобы рассказать, что мне удалось возвратиться в тюрьму.

- А если у тебя не получится? Если твой побег уже обнаружен?

- Разберемся на месте. Лезь!

Спускаясь по оплетающим стену ветвям, он услышал, как Стигий со злобным ворчанием намеренно громко зашлепал босыми ногами по полу.

Мерин и толстяк  по-прежнему лежали там, где смерть настигла их. Тела трех других головорезов исчезли. Агриппина, поджав губы, покосилась на разбитую голову, торчащую из-под лошадиной туши, и сморщила нос:

- Смердит, как нужник в жару! Обгадился он, что ли? – она зажала пальцами нос и прислушалась. Кроме отдаленного лая собаки, ничего не услышала. – Похоже, тебя не хватились. Никто не бегает, не орет, что префект им кол в задницу забьет.

- Похоже на то, – Луций поднял с земли шлем Волумния с погнувшимся гребнем.  – Я вышел оттуда, как центурион. Как центурион вернусь. Стой здесь и жди. Четверть часа, не больше. Потом возвращайся в дом Гортензия, передай Стигию, что все прошло удачно.

- И что я получу взамен?

- Вернешь мне долг. Я дважды спас тебя.

- Дважды?

- Стигий – мой раб.

- Хорошо, – нехотя выдавила Агриппина. – Иди.

Прислонившись к стволу дерева, она смотрела, как он идет какой-то не своей, изменившейся походкой к воротам, как требовательно стучит. Отворившим ему часовым он хрипло и отрывисто пролаял что-то неразборчивое, и ворота захлопнулись. Она подождала еще немного, куда меньше оговоренной четверти часа. Оглянулась на расквашенную голову человека, придавленного тушей коня.

- Ты бы мне пригодился, – пробормотала она, обращаясь с сожалением к мертвому мерину, и, развернувшись на пятках, зашагала прочь от претория.

Очень скоро она вышла на широкую улицу, шедшую вдоль берега и пересекавшую весь город, и на несколько секунд замерла. Посмотрела по сторонам: направо – дом Гортензия, налево – путь в пригород, к пепелищу, оставшемуся от дома Домициллы.

Она хищно улыбнулась, обнажив волчьи клыки, накинула на голову капюшон и пошла вперед, узкой улицей, ведущей к порту. Туда, где Пульхра, провидица, напророчила ей великое будущее. Туда, где о борт «Партенопеи» разбивались волны, а наяда на ее носу оплакивала своего создателя.


 

<<предыдущая, Глава 37

следующая, Глава 39>>

К ОГЛАВЛЕНИЮ

© 2017, Irina Rix. Все права защищены.

- ДЕТЕКТИВНАЯ САГА -