Давно рассвело, над головой принялись торопливо ходить, то и дело раздавались отрывистые приказы, слышались обрывки разговоров. С улицы доносились обычные звуки живущего полной жизнью города. А к клети, в которой мерз, свернувшись на сырой соломе, Луций, никто не торопился подходить. По-прежнему лежал навзничь, раскинув руки и ноги, центурион Волумний, со связкой ключей на левом запястье и окровавленным куском известняка, зажатом в правой руке. Несколько раз с его губ срывался стон, ресницы вздрагивали, веки размежевывались, но дальше этого не шло: центурион протяжно вздыхал и заново погружался в забытье. Из коридора слышалось пение, ругань, мольбы и угрозы заключенных.
Неужели что-то пошло не так, как рассчитывали? Агриппина не сумела добраться до дома Гортензия? Или Стигию не удалось достоверно изобразить хозяина дома? В чем же дело, почему никто до сих пор не пришел? Луций не спал, его тело мерзло, страдало, но мозг работал.
- Заткните глотки! – услышал он свирепый рык, и хриплая песня оборвалась на полуслове. – Это еще что такое?!
- Префект Афраний, я…. О, боги! Это же центурион Волумний, он что, мертв?! – Луций узнал во взволнованном причитании голос одного из стражников. Он не стал реагировать на голоса, остался лежать с зарытым в солому лицом.
- Ты меня спрашиваешь, тупица?! – прорычал Афраний.
- Нет! Прости, префект! О, о….
- Что ты охаешь, как баба в схватках?! – Луций услышал глухой звук и сдавленный крик боли. Префект пнул солдата, догадался он. Афраний вне себя. Это хорошо. Дает надежду на то, что труп Лукреции поубавил в нем самоуверенности, а Стигий справился с ролью магистрата.
- О боги, Меций мертв!
- Что?! – торопливые шаги, брань. Луций приоткрыл один глаз: Афраний стоял к нему спиной, ремни в беспорядке опутывали его пояс и спину, туника была чем-то заляпана, плаща вовсе не было – по всему выходило, префект одевался в спешке. – Член Юпитера, что здесь произошло?! И где вы, олухи, были?!
- Центурион Волумний прошел сюда….
- Атилий Север! Проснись! – Афраний дернул за прутья решетки.
Луций не шелохнулся.
Афраний отпустил решетку и схватил солдата за плечи, встряхнул, взревел раненым вепрем:
- Где ключ?!
- У центуриона Волум…, – начал тот.
Префект оттолкнул его, подскочил к Волумнию:
- Вставай, дерьмо ослиное! – он пнул его под ребра. Центурион жалобно застонал. – Где ключ от камеры Севера?! Болван! – префект метнулся обратно, к камере Луция: – Атилий Север!
Рев такой силы поднял бы мертвого и оглушил бы глухого. Луцию пришлось шевельнуться, будто бы из последних сил приподнять голову, что-то сиплое выдавить из себя и зайтись в надсадном кашле.
- Слава Марсу, ты жив! – голос Афрания был нервным, но полным участия и заботы.
- Ненадолго, любезный Секст, – прохрипел Луций и согнулся, не в силах вздохнуть. Играть не пришлось. Часы, проведенные в стылой камере, не прошли даром. Стоило шевельнуться, и легкие скрутило в жгут, они задергались в кашле. – Ты убил меня, у меня жар, я умираю….
- Не смей! – префект тряхнул решетку и зарычал себе за спину: – Найди ключ, болван! Или я тебе голову сверну!
- Вот же он, вот, ключ! – солдат сдернул связку ключей с запястья Волумния и подлетел к префекту. – Он здесь!
- Который?
- Я не помню! Но я подберу!
- Быстрее! – поторопил его префект.
- Я стараюсь!
- Что… что произошло? – Волумний сумел приподняться на локте. Его блуждающий взгляд остановился на окровавленном булыжнике, который выпал из его ладони. В глазах мелькнул ужас: – Боги, что это?!
- Ты проломил череп этому куску ослиного дерьма, – процедил сквозь зубы Афраний. – И сейчас расскажешь мне, зачем.
- Я?! Нет! Нет!
- А кто же?
Волумний повернул голову, указал глазами на Луция.
- Префект Афраний, – позвал он и задергал подбородком, подзывая патрона подойти ближе. И, когда тот, нехотя, вразвалку подошел, торопливо зашептал: – Он угрожал мне, ударил меня, это последнее, что я помню, это….
- Ты издеваешься надо мной?! – Афраний сгреб его за ворот туники и рывком поднял на ноги. – Как бы он сделал это, сидя за решеткой?
- У него отравленная стрела! И кинжал!
- Отравленная стрела?! – Афраний встряхнул центуриона, как рассерженный ребенок – тряпичную куклу. У него за спиной радостно воскликнул солдат, и скрипнули петли.
- Центурион Волумний, очевидно, бредит. От удара по голове это случается. Не суди его, он не ведает, что говорит.
Префект обернулся: у него за спиной стоял Луций. А за ним, возле отпертой камеры, довольно улыбался солдат. Он сумел быстро подобрать нужный ключ и потому надеялся на прощение.
- Что здесь произошло, Атилий Север?
- Центурион пришел сюда. Мы беседовали. Спорили о том, есть ли у женщин душа. В пылу спора центурион не заметил, как приблизился к камере того человека. Тот схватил его, начал душить, центурион ударил его камнем по голове, но, к моему прискорбию, поскользнулся и приложился затылком о пол. Я звал на помощь, но никто не пришел.
Волумний вытаращился на него:
- Это не так, префект Афраний! Я….
- Довольно! – тот поднял руку, призывая подчиненного к молчанию. – Атилий Север, магистрат Гортензий приказал освободить тебя. Признаюсь, поначалу я воспринял это веление, как блажь, но теперь…, – он вздохнул, посмотрел с неодобрением на Волумния, потом перевел взгляд на распростертое тело Гая Меция, – теперь я вижу, что Гортензий мудр. Этот человек и есть убийца, отравивший товарищей, а после оговоривший тебя. То, что он напал на центуриона Волумния и попытался убить его, доказывает его порочность, его вину, его тягу к бессмысленному насилию.
- Э…, – начал центурион, но запнулся, натолкнувшись на предостерегающий взгляд Луция. За лучшее смолчать, понял он и захлопнул рот.
- Я принимаю твои извинения, Секст Афраний Бурр. Ты ведь извинился, или мне послышалось?
- Да, – буркнул префект. Это короткое слово далось ему нелегко. – Я приношу свои извинения за то, что поторопился с обвинениями и всем этим, – он окинул взглядом мрачное помещение.
- Я прощаю тебя, Секст.
- Атилий Север, – Афраний упер взгляд в пол.
- Город спокоен?
- Что? А, ты о бандах, – префект ожег Волумния испепеляющим взглядом, – доложил уже, значит, решето дырявое…. Все спокойно, Атилий Север.
- Как здоровье почтенного магистрата?
- Превосходно. Немного застудил горло, но это мелочи, он крепок, еще нас переживет и….
- А Юлия Агриппина, – перебил его Луций, – с ней все хорошо?
- Да. Наверное…. Я не видел ее со вчерашнего вечера, – Афраний оглянулся на Волумния, что, придерживаясь за стену, стоял и беззвучно шевелил губами, будто что-то подсчитывая и прикидывая.
- Префект Афраний! – сказал он, наконец. – Ты говоришь, что Гай Меций, этот человек, которого я убил – хоть я этого совершенно не помню! – отравил своих товарищей и сбежал, а, попавшись, оговорил легата! Но как объяснить больше сотни золотых, что нашли у него?! Откуда он мог их взять?!
- А ведь он прав, командир! – вторил ему солдат из караула. В том, что этот патриций все-таки окажется преступником, он видел свое и центуриона спасение от наказания.
Афраний одарил его свирепым взглядом, и солдат стушевался, опустил голову, втянул ее в плечи. Задвигав яростно заросшей щетиной челюстью, префект заскрипел зубами. В комнате, что накануне отвел ему для ночлега Гортензий, в ту самую минуту лежала завернутая в покрывало мертвая Лукреция. Ужасная проделка богов! И самое отвратительное: он не помнил ни мгновения из того, что было ночью. Он проснулся рядом с трупом и едва сам не отдал душу Плутону, представив последствия этой своей хмельной глупости. Столько покорных рабынь, но он привел к себе жену хозяина дома. Как можно было быть таким болваном?! А ей, с чего вдруг ей вздумалось умереть?! А что если, если это он убил ее?! Своими собственными руками! – он с ужасом посмотрел вниз, на свои ладони, и спрятал их за спину.
- Он украл их у меня, Секст. Я бы рассказал тебе об этом еще вчера, но ты…, – Луций с сожалением развел руками, – не пожелал говорить со мной.
- Украл? Верно. Вы слышали, болваны?! Конечно, украл, а товарищей, которые заподозрили его в этом, отравил! – заметив, что Волумний открыл рот, чтобы возразить, префект резко поднял руку: – Довольно! Ты забыл свое место, медовая задница?! Освободи помещение от этой падали и топай домой, завтра в полдень ты и эти сонные бабенки, что смеют зваться солдатами, у меня в таблинуме. И только попробуйте опоздать! – его голос сорвался на визг.
- Слушаюсь, префект, – Волумний склонил голову, но исхитрился-таки покоситься с подозрительностью во взгляде на Луция.
– Что ж, Атилий Север, – из голоса префекта исчез звон металла, он стал тихим, вкрадчивым. – Буду прям. Я понимаю, что навлек на себя твою неприязнь, но готов искупить свою вину. Мне видится, что мы только выиграем от того, что станем друзьями. Знаешь, – он шагнул к Луцию, привстал на носки и шепнул: – Насчет Юлии Агриппины…. Она ведь обещала мне…, – он кашлянул, – себя. Хотела купить мою преданность.
- Уверен, ты вспомнил печальный конец тех, кто ответил согласием на ее предложения?
- Безусловно, Атилий Север. Вспомнил. И отказал. Она, хочу тебе сказать, имеет виды на твой легион.
- Я знаю.
- Правда? И что ты намерен…? – префект умышленно не закончил фразы.
- Я намерен просить тебя забыть об этом. Я верен принцепсу Калигуле и, надеюсь, ты в этом со мной.
- Безусловно!
Луций протянул ему руку:
- Что ж, значит, мы – товарищи, Секст.
- Рад слышать, – Афраний изо всех сил сжал запястье легата своей широкой ладонью. Тот улыбнулся одни губами и ответил на это пожатие не меньшим усилием. Префект скривился и разжал пальцы.
- Я даже благодарен тебе за эту ночь, у меня были долгие часы на размышления, и теперь я почти уверен, что Тиберий Туллий невиновен.
- В самом деле? И кто же тогда убийца?
- Чтобы ответить на твой вопрос, мне нужно снова попасть на «Партенопею», а перед тем увидеть Туллия.
- Это бесполезно, он не пришел в себя.
- Мне не нужно с ним говорить, только увидеть.
- Хорошо. Идем в лазарет. А после поедем на виллу Гортензия. Он приказал доставить тебя к нему для личных извинений
- Я предпочту отправиться сразу в порт.
- Прости, но приказ магистрата – это приказ магистрата. И потом, благородному человеку нельзя появляться на людях в таком виде.
- Я завернусь в плащ.
- Атилий Север…, – Афраний с трудом удержался от того, чтобы не выругаться. Вот ведь упрямый баран! Нет, нет и еще раз нет! Секст Афраний Бурр не может себе позволить разъезжать по Неаполю, торчать на корабле, в то время как под его кроватью лежит завернутый в покрывало труп Лукреции. Заглянуть в лазарет к Туллию – куда ни шло, но не более! – Я прошу!
- Ладно, – сжалился Луций. Префект нервничает, теребит края одежды, кусает губы. Все это значит, что замысел удался, Стигий справился, а Лукреция все-таки оказалась полезна. – Но прямо сейчас отправь центурию в порт, пусть сторожат «Партенопею», и с земли, и на борту.
- Как прикажешь, – с облегчением выдохнул Афраний.
- Если кого-то из команды нет на борту, немедленно разыскать и вернуть на корабль.
- Сделаем.
Вместе они вышли из тупика, прошли по коридору мимо затихших узников.
- Почему ты уверен, что это не Туллий? – решил нарушить молчание Афраний. – Нам сюда. Осторожнее, здесь ступень.
- Если бы ты видел кости Рубелия….
- Я видел. Заставил Волумния вскрыть сосуд. Месиво, – префект брезгливо поморщился.
- Месиво. А Туллий ведь из семьи, что держала термополисы. Он всю жизнь разделывал туши. И продолжал готовить пищу для команды. Похлебки из барашков, тушеные барашки.
- К чему клонишь?
- Он не стал бы рубить тело так. Это тяжело и неправильно. Он разделал бы его, как мясник, по суставам. Быстро, умело, с малым количеством крови. Острым ножом. Не топором.
- Пожалуй….
- … и он никогда не свалил бы потроха в вино. Слишком любил выпить.
- И здесь ты прав. Мы пришли.
Помещение, в котором лежал Туллий, было просторным, сухим и погруженным в полумрак. Свет проникал через узкое окошко, пролезть в которое могла бы разве что кошка, дверь запиралась снаружи на засов. Посередине стояла кровать, на которой лежал на спине трибун Тиберий Туллий. Его руки были вытянуты вдоль тела, голова покоилась на подушке.
- Случается, что кто-то из людей богатых, благородных подозревается в преступлении, – пояснил Афраний. – Они содержатся здесь. За их состоянием зорко следят, не дай Юпитер, подозреваемый наложит на себя руки до суда, или его подведет сердце. Еще бывает, при задержании иные юнцы из здешних знатных семей не отдаются в руки правосудия легко, приходится применять силу, а после лечить последствия ее применения.
- Я понял.
- В Риме не так.
- Да.
- В Риме, будь ты хоть из рода Юлиев, а будешь сидеть в камере с клопами и кашлять от сырости…. О, прости!
- Все забыто, Секст, – успокоил его Луций.
- Да, – префект натянуто улыбнулся и посмотрел по сторонам. Задница Вулкана, а что если труп Лукреции уже обнаружен?! – Ты посмотрел на него. Теперь можно ехать к Гортензию.
- Подожди, – Луций подошел к кровати, обернулся: – Волумний рассказал тебе, что мы нашли кольцо?
- В амфоре с вином и кишками? – Афраний хохотнул нервно. Выдержка начала подводить его. – Да, он рассказал.
- Кольцо Туллия, да. Вот оно, – Луций стащил со своего мизинца кольцо. – Вроде как доказательство его вины. Но я потом вспомнил, что в нашу первую встречу он постоянно касался его, пытался крутить на пальце, но оно слишком плотно сидело, почти не проворачивалось. Просто так оно не соскользнуло бы, не потерялось. А вот кто-то другой мог подбросить его.
- Проверим? – Афраний схватил за запястье безвольно лежащую поверх шерстяного одеяла руку Туллия и застыл. Его лицо побледнело, он повернулся к Луцию: – Он мертв!
- Что? – Луций положил ладонь на лоб трибуна. Тот был холоден. Приподнял веко. Застывший закатившийся блеклый глаз. – Проклятье…, – пробормотал он. – Ладно, все равно…, – он попытался надеть кольцо на мизинец Туллия, оно легко дошло до сустава и застряло.
- Сильнее надо, ему уже все равно! – Афраний довершил дело и сразу дернул обратно, но кольцо встало намертво. – Что ж, Атилий Север, ты прав. Одного не понимаю, с чего он сдох? Лекарь уверял меня, что он с часу на час придет в себя, а не отбудет к пращурам!
В ярости он сдернул с Туллия одеяло. Его глаза успели передать мозгу неожиданную и пугающую картинку: тугое тело, свернувшееся в блестящий темный клубок. И прежде чем от мозга к голосовым связкам дошел приказ исторгнуть крик ужаса, клубок дернулся вверх. Молниеносное движение, и на уровне глаз Афрания раскрыла капюшон кобра.
Ее голова качнулась вперед-назад. В горле у префекта булькнуло. Его ладонь лежала на рукояти пугио, но он задушил в зачатке шальную мысль соперничать со змеей в реакции. Тело сковало ужасом. Даже покойный принцепс Тиберий и его незабвенная матушка, старая сука Ливия, не внушали ему такого трепета.
- Не двигайся, – услышал он за спиной шепот Луция и почувствовал прикосновение его холодных пальцев к своей шее. – Будь готов.
- К че…, – начал Афраний.
Разозленная движением его губ кобра атаковала. Безжалостной черной стрелой змеиная голова устремилась к лицу Афрания. И дальше время отчего-то замедлило свой ход, разум Афрания все отмечал, но тело сковало оцепенением. Он слышал свой собственный крик, почувствовал, как Север дернул его назад за ворот туники, увидел, как челюсти змеи сомкнулись в воздухе. Мелькнуло что-то тусклое, и черное извивающееся тело забилось сначала на груди мертвого Туллия, потом свалилось на пол.
Загребая ногами и, кажется, воя, префект отполз от него на заду. Как завороженный, он смотрел на извивающиеся на полу обрубки.
- Я позаимствовал у тебя.
- Что? – непонимающе Афраний уставился на Луция, что протягивал ему рукоятью вперед гладий.
- Твой меч, я вытащил его у тебя из ножен, чтобы убить змею, – пояснил тот и дал ему руку: – Вставай, Секст.
Афраний дал себя поднять. Ноги по-прежнему плохо слушались его, а в паху было горячо и мокро. Слава Юпитеру, в комнате не настолько светло, чтобы Север заметил, какой позор приключился с бесстрашным префектом.
- Ненавижу этих тварей, – пробормотал он. – А ты, я вижу, не в первый раз имеешь с ними дело.
- В первый. Она оказалась быстрее, чем я думал. Удивительно, что я успел.
Афраний поперхнулся кашлем:
- Этого мог бы не говорить.
- Прости, Секст, – Луций подошел к стене, посмотрел наверх, оглянулся, ища, на что можно встать. Остановив выбор на табурете, перенес его к стене и забрался на него, заглянул в окошко. – Настоящий убийца боялся, что Туллий придет в себя и сумеет доказать свою непричастность. Поэтому Туллия решил убрать. Смотри, – он сунул руку в окошко и потянул на себя что-то. – Корзинка на веревке, внутри миска с молоком, – он покачал в воздухе находкой. – Средство забрать отсюда змею. Но ее хозяин отчего-то не вернулся за ней. Вернись он, мы бы не поняли, отчего умерла эта царица Клеопатра Туллий. Посмотрим снаружи?
- Как прикажешь, – выдохнул Афраний.
«Я буду все отрицать, – твердил он себе, пока они шли по коридорам претория. – Гортензий ничего не сможет доказать!».
«Гортензий не сможет, он старый болван, а Север? – едко возразил внутренний голос. – Север тебя в два счета раскроет! Ты наверняка наследил, как золотарь в лавке с восточными тканями!».
«И что же нам делать?».
«Убить Севера – вот прямо сейчас, скажешь потом, что он первым напал на тебя…».
«Нет! Он спас нам жизнь! Даже для нас это слишком вероломно! Быть может, потом, когда-нибудь…».
«Значит, расскажи ему все. С ним можно договориться, я уверен!».
- Секст, ты слышишь меня?
- А? Да, Атилий Север, прости, задумался.
- Ничего. Зови меня Луцием, мы ведь друзья теперь.
- О, – Афраний положил руку на сердце. – Я счастлив это слышать.
Они стояли на улице, возле окошка, шедшего в камеру Тулия.
- Гвардейцы ведь ходят по дорожкам вокруг претория? Не по земле? – спросил Луций.
- Да. Сухо, чисто. Терпеть не могу, когда в претории следят грязными ногами.
- Значит, те, кто топтался здесь, не гвардейцы. Впрочем, это и так видно, – он присел на корточки рядом со стеной. – Это не следы калиг. У тех подошвы подбиты гвоздями. Это простые сандалии. Небольшой размер. Как чужак проник сюда?
- Никак не мог. Ворота охраняются. Вокруг претория сплошная стена.
- Никакого тайного лаза?
- Нет.
- Значит, среди твоих людей затесался предатель, который впустил чужаков. Ночной караул уже сменился?
- Да, кроме тех, кто сторожил тебя, у них сутки вахта. Все остальные сменились через час после рассвета.
- И где они сейчас, отсыпаются в казармах?
- Да. Это за воротами. Длинное здание в один этаж.
- Идем. Поговорим с ними.
- Идем. Заодно ты сможешь там переодеться в чистое, – сказал префект и про себя добавил: «И я тоже».
Двери казармы охраняли двое гвардейцев. Перед ними стояла, нервно переминаясь с ноги на ногу, высокая дородная женщина в плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Когда Афраний и Луций поравнялись с ней, она на мгновение подняла голову, послышался всхлип.
Уже у дверей Луций остановился – он узнал ее по размытой линии подбородка и слишком тонким для ее мясистого лица губам – и обернулся:
- Валерия?
Женщина вскинула голову, капюшон съехал на затылок.
- Валерия? – переспросил Афраний.
- Родственница Клодии Домициллы, – ответил Луций. – Я прав, Валерия? – в это мгновение он краем глаза заметил, как дверь в казарму приоткрылась, и на пороге появился молодой заспанный мужчина в застиранной солдатской тунике и калигах. Он опешил, увидев префекта, и дернулся назад, в здание. – Взять его!
- Гай! – закричала Валерия и кинулась вперед.
- Стоять! – взревел Афраний и схватил ее за волосы, грубо бросил на землю. Гая в это время скрутили гвардейцы. – Освободить комнату, любую, и тащите их туда!
- Две комнаты. Разведите их по ним! – крикнул им вдогонку Луций и повернулся к Афранию: – Мы допросим их по отдельности.
Гая усадили посередине комнаты в кресло с высокой спинкой, руки привязали к подлокотникам, лодыжки – к ножкам. Он поднял глаза на вошедшего префекта, судорожно сглотнул.
- Если ты будешь разговорчив, нам не придется тебя пытать, – сказал Афраний, присев на край стола. Он переоделся и выпил чашу вина. Оно сняло головную боль, избавило от тошноты и неприятного привкуса во рту, и заодно примирило с неотвратимым: все образуется, и не из таких передряг он выходил живым и почти непотрепанным.
- Мне нечего скрывать, префект Афраний Бурр.
- Зачем же ты пытался бежать?
- Я…. Не знаю…. Так вышло.
- Прискорбно вышло, – хмыкнул Афраний и замолчал. Время от времени он поглядывал на дверь, ждал. Наконец, она отворилась. Появился Луций с надкусанным яблоком в руке. Он переоделся. Обычная солдатская туника, калиги, потертый ремень – он не стал копаться в ворохах постиранной одежды и чужой амуниции, взял первое, что попалось под руку и подошло по размеру. – Она призналась, Атилий Север?
- Конечно. Клодия Домицилла попросила их об услуге. Будешь отрицать, Гай?
Тот побледнел, но не проронил ни слова.
- Ты разучился говорить?! – Афраний спрыгнул на пол и схватил Гая за волосы.
- Я ничего не знаю.
- Он боится, Секст. В этом городе все боятся Клодиев.
Афраний оглянулся на Луция:
- Это есть. Семья известная. Да только передохли они все. Осталась только эта пожухлая баба и нищие родственники, с которыми никто не считается.
- Пожухлой бабы достаточно для страха, как оказалось, Секст. – Луций заметил, как в глазах Гая промелькнуло что-то. Благодарность. Или ее тень. – Но тебе больше не нужно ее бояться, Гай.
- Потому что ты, все одно считай, мертв, Гай, – ощерился Афраний.
- Нет. Потому что мертва она.
- Что?! – Афраний от удивления выпустил из рук волосы Гая. Попятился, снова уселся на стол.
- Твоя жена, Гай, прибежала к тебе с печальным известием, но мы с префектом Афранием помешали ей сообщить его тебе. Дом Домициллы сгорел дотла этой ночью. На пепелище найдено несколько обгоревших тел. Валерия опознала Домициллу по ожерелью. Тебе нечего бояться.
- Она мертва? – Гай поднял испуганные глаза.
- Мертвее не бывает.
- Ты клянешься?
- Клянусь.
Гай опустил голову, зашевелил губами. Луций терпеливо ждал, Афраний ерзал на своем краешке стола.
- Хорошо, – Гай поднял глаза. – Я все расскажу.
- Давай, парень, у нас еще много дел, – Афраний снова слез со стола, подался вперед.
- Но я хочу гарантий….
- Каких еще гарантий?!
- Секст, – Луций не дал префекту подойти к Гаю ближе, – взвесь приоритеты.
- Ладно, – тот вернулся на место, – чего ты хочешь?
- Милости к моей жене и сыну. За себя не прошу. Мое преступление велико. Я поддался уговорам жены, и страху. Это недостойно.
- Секст?
- Хорошо. Клянусь, твоей бабе ничего не будет, ребенку тем более. Секст Афраний Бурр не воюет с детьми.
Гай вздохнул.
- Валерия пришла вчера вечером, сказала, я должен сделать так, чтобы люди Домициллы смогли пройти за ворота этой ночью, а ее саму я должен пропустить на рассвете, за час до окончания моей смены, она щедро заплатит, если я помогу ей. А если не помогу…. Если не помогу, мы все приговорены, и я, и моя мать, и мои братья, и их дети. И я согласился. Впустил их, когда остался у ворот один.
- Сколько их было?
- Двое мужчин. Один высокий, другой коротышка, толстый.
- Видел их лица?
- Нет.
- Они ушли вместе?
- Нет. Сначала толстяк. Потом второй.
- Этот второй, ты провел его в преторий?
Афраний покосился удивленно на Луция. И еще больше удивления появилось в его глазах, когда Гай ответил:
- Да, с заднего хода.
- Как ты догадался, Луций?
- Следы, – неопределенно ответил тот. – Ты шел с ним рядом, Гай, должен помнить хоть что-то? Походка, движения, цвет волос.
- Нет, – он покачал головой. – Видел только кисти его рук. Кожа светлая, вены не вздуты. Молодой. Еще дыхание у него было, как у центуриона Папирия.
- От Папирия пахнет мятой, он вечно ее жует, – пояснил Афраний.
- Потому и жует, что стыдится истинного запаха, – проговорил Гай.
- Истина пахнет дерьмом? – хмыкнул Афраний.
- Нет. Вот так, – Гай мотнул головой на Луция.
- Я ничего не чувствую, – сказал префект. – Хотя тебе не мешало бы посетить термы, Луций. Потом.
- Я не имел в виду благородного господина. Я о яблоке.
Луций посмотрел на огрызок в своей руке.
- Секст, нам нужен Папирий.
- Он спит, – подсказал Гай. – Я могу сходить за ним.
- И заодно сбежать? Ха! – Афраний выглянул в коридор и рявкнул: – Папирия сюда! Быстро!
Центурион Папирий оказался высоким человеком, с виду крепким, но чересчур для военного утробистым. Он еще не вполне проснулся и щурил глаза от яркого дневного света. Он был в одной нижней тунике и не застегнутых калигах.
- Префект Афраний Бурр, – он выкинул вперед руку в приветствии. – Господин….
- Легат Луций Атилий Север, расследует убийство Валерия Камилла, – подсказал префект.
- Да, я слышал, – лоб центуриона пошел морщинами. – Но ведь….
- Это была досадная ошибка, Папирий.
- А…, – центурион, наконец, заметил привязанного к креслу Гая. – О…?
- Этот человек нарушил устав и свои клятвы.
- А…?
- Папирий, тебя разбудили, чтобы ты ответил на вопросы Атилия Севера, а не задавал нам свои.
- Есть!
- Почему ты все время гладишь свое бедро, Папирий?
Центурион отдернул руку от бедра, будто коснулся чего-то раскаленного, моргнул удивленно и уставился на Луция.
- Ты ведь болен? Но скрываешь недуг, – Луций подошел к нему вплотную. – Вольно, дыши.
Центурион вздохнул.
- Да, яблоками, – подтвердил Луций, обернувшись к Афранию, и снова обратился к центуриону: – В чем твой недуг? Тебе нужно часто есть? Поэтому ты гладишь бедро? Обычно носишь кулек с едой на ремне?
- Да, – центурион опустил взгляд. – Ягоды тутового дерева, орехи, сухарики. Чтобы протянуть между приемами пищи. Служба у нас такая, что можно остаться без обеда.
- А если не поешь, то что?
- Голова кружится, сознание могу потерять, – признался Папирий и с оправдательными нотками в голосе добавил: – Но со мной этого давно не было, я приноровился, ношу еду с собой и, едва накатывает слабость, ем. А чтобы никто не догадался, жую мяту.
- А кто может догадаться?
- Такие же, как я, или лекари. Вмиг донесут, и…, – он посмотрел на префекта глазами провинившегося пса и выдохнул: – Служба и недуг несовместимы. В мать этим пошел. У всех в ее роду это было. Еще говорят, это бич тех, кто ест много меда. А я мед всегда любил, пирожки еще сладкие, печенье с сушеными фигами.
- Вот как? – Афраний приосанился. – Бабские у тебя предпочтения, Папирий. Я люблю свинину пожирнее, с капустой, и репы туда мелко рубленной, в масле проваренной. Пряностей туда острых, чтоб глотку драло и во рту горело…. А ты, Луций?
Тот мотнул головой, с трудом вырвавшись из задумчивости:
- Что? Не знаю. Не думал об этом. Секст, мне нужно на «Партенопею».
- Сначала на виллу Гортензия, ты обещал!
- Хорошо, на виллу. Одна просьба….
- Да?
- Оставь парню жизнь.
- Напрасное милосердие. Но, – Афраний развел руками, – если ты просишь, пусть живет. – Он смерил Гая тяжелым взглядом. – Молись за здоровье Атилия Севера, слякоть! И вон из гвардии! И ты, Папирий! Или к его лжи тоже отнестись с пониманием и прощением, Луций?
- Нет, – легат уловил едва слышные в голосе префекта ехидные нотки. – Его недуг слишком тяжел для службы. Что до парня, это не милосердие, он нужен, как свидетель. Уверен, он сумеет узнать того, с яблочным дыханием. Ты ведь сумеешь, Гай? – он повернулся к гвардейцу.
Тот мелко закивал:
- Да, легат Север, клянусь, укажу на любого, которого ты назовешь.
Луций покачал головой:
- Не любого. Виновного. Но, чтобы он признался, может понадобиться твое свидетельство, как последний удар по крепостной стене, после которого она рассыплется.
<<предыдущая, Глава 40
следующая, Глава 42>>
© 2017, Irina Rix. Все права защищены.