Они шли на ощупь, в кромешной темноте, ступали осторожно, жертвуя скоростью в пользу бесшумности. Вышли из коридора в пещеру. Проем в стене был по-прежнему освещен изнутри.
Держась стен и выставив перед собой оружие, они обошли пещеру. Децим и Цербер сошлись у свисающих цепей. Все уже было оговорено заранее, слова были не нужны. Тихо, стараясь не издавать звуков, они полезли наверх, каждый по своей цепи. Сабина и Азиний в это время принялись кричать и шуметь в коридоре.
Добравшись до уровня выступа, они осторожно заглянули в зал. Расчет был прост: их из зала было не увидеть, зато перед ними освещенный зал был, как на ладони. Один из двух факелов у правой стены почти затух, осталось всего два.
Децим вытащил из сумки, висящей за спиной, завернутый в мокрую тряпицу камень и, прицелившись, метнул его в сторону факела, лежащего у тела Цилоны. Попал. Факел накрыло снарядом, огонь мгновенно потух, лишь от мокрой ткани пошел дымок. Не мешкая, Децим бросил камень в тряпице в факел у стены и сразу, поняв, что мажет, следующий. Зал погрузился во мрак.
Но тьма не была кромешной. Стены были испещрены полосами, будто скрытыми дымкой или занавесями.
Децим толкнул Цербера в бок:
- Щели. Там свет.
Тот отозвался шепотом:
- Вижу.
- Доски или камни?
- Хочешь таранить?
- Да. Бить, где самая широкая щель, – Децим подтянулся по цепи ближе к бревну, нащупал веревку, которой оно было привязано к звеньям. В это мгновение в правой стене недалеко от входа появилась новая вертикальная полоса света, сначала она была узкой, потом стала шире, а свет ярче. – Дверь! Вперед!
Цербер не растерялся. Одновременно они соскочили с цепей на выступ, перепрыгнули через порог и ломанулись к расширяющейся полосе света, вытаскивая на ходу мечи из ножен. То, чем были занавешены стены, оказалось тяжелым, вязким, липким и дурно пахнущим. Децим на долю секунды запутался в занавеси, и Цербер вырвался вперед.
Децим услышал его крик – боль, переплетенная с ужасом – и яростно рванул липкую завесу вниз. Она поддалась, лопнула, и он, еще не до конца выпутавшийся, бросился к стремительно сужающейся щели – верно, неведомый противник решил закрыть дверь. Ударил ногой. Дверь оказалась куда легче, чем он ожидал. С треском она распахнулась и повисла на одной петле. Дециму в глаза ударил яркий свет. С непривычки он опешил на мгновение, заморгал. Сбоку к нему дернулась какая-то тень. Он резко повернулся в ее сторону и в ужасе отпрянул назад. То был мертвый великан огромного роста. Его выпростанные из балахона скрюченные руки тянулись к Дециму. В пустых глазницах горел огонь. Из разверстого рта с вываленным наружу сухим языком неслось шипение. Череп венчали изогнутые рога.
Первым порывом было бежать обратно, в спасительный мрак пещеры. Но Децим справился с малодушием.
- Клятое пугало! – прорычал он и бросился прямо в раскрытые объятия великана, рассчитывая снести его в сторону, как то было с мумией и с летающими чучелами. Но натолкнулся на твердую плоть и сразу получил сокрушающий удар в грудь, что вытолкнул весь воздух из его легких и отбросил в сторону.
Децим врезался в какую-то конструкцию. Под его весом она развалилась, в его бок вдавился острый край. Эта боль мгновенно вернула его в чувство. Он вскочил, покачнулся, мотнул головой, чтобы рассеять мелькающие перед глазами звезды, и снова бросился в атаку. Великан уже ждал его, развел в стороны костяные руки, наклонился вперед. Но на сей раз Децим изменил тактику: когда до великана оставалось два-три шага, он бросился на пол, по инерции проехал на спине вперед, обхватил ногами голени противника и резко крутанулся на живот. Великан с сухим хрустом рухнул на пол. Не дав ему опомниться, Децим оседлал его, выхватил пугио из ножен на поясе и по рукоять погрузил ему в грудь, выдернул, ударил снова. Ему в лицо фонтаном брызнула кровь, из балахона послышалось бульканье: не изо рта безвольно свернутой набок мертвой головы, а ниже. Децим рассек ткань балахона. Под ним был человек, заключенный в подобие каркаса из проволоки и костей. Там, где у великана была грудь, открылось изрыгающее кровь горло, над ним – молодое лицо с мясистыми щеками, приплюснутым носом и низким лбом под слипшимися черными кудрями. Все еще сжимающая рукоять меча рука – настоящая рука, а не костяная – задергалась в агонии, карие глаза начали стекленеть.
Децим узнал его. То был один из двух преторианцев, что Цербер оставил утром дежурить у колодца.
- А где же второй? – пробормотал Децим и, оглядываясь по сторонам, начал подниматься. Какой-то странный, неясной природы звук заставил его быстро обернуться. И не зря: в десяти шагах от него, широко расставив полные ноги и держа в руках кавалерийский лук, стоял второй преторианец. Децим обмер. Слишком мало расстояние, чтобы попытаться уйти от стрелы. С равнодушием на периферии сознания промелькнуло удивление: выражение лица преторианца было странным, не таким, как полагается убийце. Его карие глаза смотрели удивленно, рот был приоткрыт. Его руки, державшие лук, вдруг безвольно упали, он сделал неверный шаг вперед и рухнул ничком на пол. Из его спины, меж лопаток, торчал топор. За ним стояла Сабина с застывшим в маску лицом.
- Удачно…, – выдохнул Децим.
Она заморгала, посмотрела на мертвое тело у своих ног, вздрогнула и попятилась, тонко всхлипывая.
- Тихо, милая, – не переставая оглядываться по сторонам, Децим шагнул к ней и придержал за плечо. – Камилл, где ты? – громко спросил он и против воли надолго задержал взгляд на точеных ногах Сабины. Подол ее платья был оторван, и ткань едва прикрывала ее ягодицы. – Как ты поднялась?
- По цепи, господин, – дрожащим голосом ответила она и попыталась улыбнуться. – Я же танцовщица, мы должны… быть ловкими…. Я могу по канату… ходить и….
- Я здесь! Приск, ты слышишь меня?! – его грубо схватили за плечо, он обернулся и увидел перед собой лицо Цербера. – Ты окаменел? – заметил Сабину: – О! Ты ослушалась приказа, девочка….
- Она не солдат. Где ты был? – резко спросил Децим и скользнул по нему взглядом. Туника Цербера из персиковой стала грязно-желтой, с нее клочьями свисала паутина.
Цербер смущенно хмыкнул и, отведя глаза, проронил:
- Забился в щель. Там, – он показал на сложную конструкцию из реек, блоков, веревок и рычагов. В ней, покачиваясь на цепях, висело тяжелое округлое лезвие. Таких машин было несколько, все они стояли вплотную к стене. – Прости. Знал ведь, что здесь люди, но испугался….
Он подошел к лежащему навзничь великану, пнул рогатый череп, тот откатился в сторону, из пустой глазницы вывалился крошечный стеклянный сосуд, в котором дергалось что-то светящееся. Цербер нагнулся, поднял его.
- Светлячок. Базарные фокусы, – фыркнул он и бросил сосуд на грудь мертвецу. – Руфий, тварь, – его голос стал тихим бормотанием. – Сколько же тебе заплатили? Им ведь заплатили, как думаешь, Приск? Жрецы.
- Может быть, – Децим прошел вдоль стены, завернул за угол и оказался по другую сторону вертящейся ловушки в форме цветка. Из сердцевины торчал примитивный механизм, приводящий ее в действие: барабан с рукоятью. Снова завернув, он прошел вдоль противоположной стены. Там тоже стояли в ряд машины. Заглянув в щель для обзора, он ничего не увидел. В зале было темно. Дойдя до тупика, вернулся обратно. – Я не нашел выхода.
- Что же делать?
- Поднимем сюда Азиния и будем искать тщательнее. Странно…, – он еще раз оглядел ряд машин, – со слов твоего отца, принцепс Тиберий привлек лучшие умы империи к строительству, но это… просто смешно по сравнению с тем, что было раньше.
- Это заготовка. Я так думаю. Возможно, строительство не было закончено. Быть может, старику стало жаль денег, а может, он посчитал, что лабиринт уже едва ли проходим.
Децим кивнул:
- Это возможно. Идем за Азинием. И бревно отвяжем от цепей. Протараним дверь. Если найдем.
- Не найдем, будем таранить стены. Наугад. Мы устали. Но Азиний свеж.
Азиний поднимался долго. Он попытался взобраться по цепи сам, но не смог: его руки отказались подтягивать тяжелое тело, и он безвольно сполз по цепи вниз, не преодолев и трети пути. Тогда Цербер спустился вниз, обвязал Азиния веревкой. Тот отдышался и предпринял вторую попытку, а Децим и Цербер помогали ему, тяня за нее сверху.
Вскарабкавшись на выступ, Азиний огляделся, отряхнул руки, прошелся по залу до останков Цилоны. Его мясистое лицо расплылось в плотоядной улыбке.
- Не задушу, нет…, – пробормотал он. – Засуну тебя сюда, любовь моя…. Медленно…. Сначала твои нежные пальчики, потом….
Под его бормотание Децим и Цербер обменялись взглядами.
- Азиний, довольно прогулок! – крикнул Цербер. – Видишь дверь? Иди туда и ищи выход, а мы пока отвяжем бревно! – и добавил Дециму, понизив голос: – Эти пагани просто отвратительны.
- А сам ты кто?
- Я? – Цербер коротко хохотнул. – Я – солдат. И у меня есть идея, как нам выманить к себе жрецов.
- Как?
Губы Цербера растянулись в ехидную улыбку, он кашлянул и заговорил не своим – грубым и низким – голосом:
- Руфий, кончаюсь я…. Лекаря бы мне….
Децим непонимающе уставился на него. Цербер фыркнул и пояснил:
- Голос Мария! Я говорил, как он, его голосом! Мы пойдем туда, и я стану причитать и стонать Марием, и себе же отвечать, голосом Руфия! – он снова кашлянул, прочистил горло и затараторил, глотая окончания слов и картавя: – Марий, вот дерьмо, держись! Эй! Эй! Выпустите нас! Они все мертвы! А нам нужна помощь! Марий ранен, прошу!
- Я слышал каждого из них всего раз, когда они ответили «Есть!» на твой приказ охранять колодец, но, по-моему, у них были совсем другие голоса.
- Не важно, стены искажают звуки. Берем бревно и идем. Даже если они просто ответят нам, мы уже поймем, где дверь. И выломаем ее.
Когда они, неся бревно, продрались сквозь занавесь, им навстречу шагнула Сабина:
- Господин, – проговорила она тихо. – Мне кажется, я слышала голоса.
- Где?
- Там, за стеной. Быть может, показалось, но….
- Камилл, иди туда, разыграй свою сцену. Азиний, иди сюда, будешь держать вместе со мной бревно. Вместо Камилла. Если нам ответят, но не отворят, будем таранить.
Азиний молча кивнул, принял ношу у Цербера, а тот вихляющей походкой базарного актера направился туда, куда указала Сабина.
- А что делать мне, господин? – спросила она.
- Беречь себя.
Азиний при этих его словах презрительно хрюкнул. Децим не обратил внимания, он весь обратился в слух.
Цербер тем временем присел на корточки и взвыл. В его вое были и боль, и отчаяние, и слабая надежда. Так выли в лазарете солдаты из тяжелораненых, те, кому отняли конечности или отрезали несколько локтей кишок – почти всегда за этим следовала смерть, мало кто выживал, и солдаты знали это.
- Ру…. Руфиииииий…. Ыыыыыыыы, – плюхнувшись задом на пол, он затопал ногами по стене. Пусть за стеной думают, он подполз к двери и бьется в нее из последних сил. – Марий, Марий…. Дерьмо! Дерьмо! У тебя кишки наружу! Держи их, держи! – теперь его голос был другим, он подражал не смертельно раненому, а его товарищу: хрипотца, отчаяние и немного злости. – Боги, боги! Декула, будь ты проклят, открой! – он заколотил в стену кулаками. – Открой! Они все мертвы, мы убили их! И Приска, и Камилла! Жирный сам кончился….
- А девка? – из-за стены, чуть правее от Цербера, раздался глухой голос.
Тот обернулся назад, посмотрел торжествующе и вместе с тем вопросительно. Децим пожал плечами: сгодится любой ответ. Раз Декула бросил Сабину в колодец, значит, не ценит высоко.
- Здесь! – крикнул в ответ стене Цербер, перебравшись вплотную к тому месту, откуда слышался голос. – Я связал ей руки. Убить ее?
- Нет!
В стене что-то скрипнуло, и часть казавшейся неприступной каменной кладки начала быстро отъезжать в сторону. Цербер не успел отскочить и встретился взглядом с человеком, заглянувшим с другой стороны. Тот вскрикнул, его карие навыкате глаза вылезли из орбит. Он дернулся вниз. Децим почти не видел его за спиной Цербера, но мгновенно сообразил, что он попытается вернуть дверь в закрытое положение.
- Азиний! – крикнул он и ринулся вперед, толкая бревно вместе с держащим его спереди Азинием.
Тот растерялся, замешкал, но ускорения, что придал им Децим, хватило, чтобы, смяв на своем пути Цербера и протопав по нему, врезаться в стремительно сужающую щель. Бревно проскочило вперед, Азиний застрял в проеме, Децим выпихнул его грубым толчком колена в поясницу, проскочил сам и увидел трех убегающих по широкому коридору мужчин в длинных просторных одеждах. Двое оторвались, они были моложе – судя по энергичным движениям и черным кудрям – и сообразительнее – подхватив полы своих одежд, они побежали еще быстрее. Третий – тучный, со съехавшим набок париком – бежал медленно, путался в долгополом одеянии, спотыкался. Запнувшись, он растянулся на полу, ударился об него подбородком. Парик отлетел в сторону. Суетливо беглец попытался подняться, но в этот момент Децим настиг его. Прыгнул ему на спину, прижал своим телом к полу и, схватив за редкие седоватые волосы, запрокинул ему голову.
- Долгих лет тебе, Декула, – проговорил он и обернулся: потирая плечо, к ним хромал Цербер, за ним шли Азиний и Сабина. Все трое настороженно оглядывались по сторонам.
Децим встал, рывком поднял на ноги Декулу и встряхнул:
- Где выход? – спросил он.
- Где сокровищница? – вторил ему Цербер и сжал своими узловатыми пальцами горло жреца.
Декула попытался сглотнуть, его глаза вытаращились в каком-то бездумном ужасе, и Цербер убрал руку.
- Где? – повторил он.
- Черный грот – там, – его глаза по-рачьи выкатились и показали в сторону коридора. – Там же и выход, на берег…. Там скалы…. Только на лодке можно… добраться.
- Будут еще ловушки?
- Нет.
- Хорошо. Веди нас в грот.
- Вы что, ему верите? – взвизгнул Азиний. – Он ведь лжет про ловушки!
- Он пойдет первым. Сдается мне, он не готов пока умереть. А, Декула? – Цербер вытащил пугио и поднес его острием вплотную к вытаращенному глазу жреца. – Если ты солгал, расплата будет жестокой и долгой. Все мы имеем причины недолюбливать тебя, родной мой. Так что милости не жди.
- Я не лгу. Путь к гроту чист.
- Ладно, – Цербер убрал пугио в ножны. – Не будем медлить. Идем.
- Если встретим тех двух, что сбежали, – добавил Децим, – ты прикажешь им вести себя смирно.
- Я понял, понял, – жрец мелко закивал, тряся подбородками и щеками.
- Тиберий сделал тебя хранителем? – спросил Цербер, когда они шли по коридору. Шагай он рядом со жрецом, заметил бы на его лице странную гамму чувств, вызванных вопросом. Помедлив, жрец обернулся и ответил:
- Да. Верно. Я поклялся, что сделаю все, чтобы сокровища не достались недостойным.
- Но ты не имел хода за дверь с загадкой. Тамошним ловушкам не нужен человек, там все рассчитано.
- Это так, – медленно ответил жрец. – Но принцепс не доверял машинам, не в полной мере доверял. Он считал, что последнее препятствие…. Что без человека не обойтись, вот его слова.
- Странный он сделал выбор, – заметил Децим, глянув на жирный загривок жреца, торчащий из вышитого золотом ворота. – Из тебя хранитель, как из барана сенатор.
Декула замедлил шаг и обернул назад вытянувшееся лицо. А Цербер вдруг захохотал:
- Плохое сравнение, Приск! Половина Сената – бараны, и ничего, сидят!
- Я знал принцепса, в людях он разбирался и ошибок в назначениях не делал.
- Еще как делал, – пробормотал Цербер и подтолкнул лопочущего Декулу вперед: – Шевелись!
- Да…. да…, – жрец засеменил, чуть припадая на левую ногу. – Уже скоро.
Коридор вел под небольшим уклоном вниз, то расширяясь, то сужаясь. Он был ярко освещен вставленными в пазы на стенах факелами.
- Выглядит обжито, – сказал Цербер. – Даже пыли нет. О! – они завернули за угол и оказались перед глухой стеной. – Это тупик! – он схватил Декулу за шею, развернул лицом к себе: – Ты солгал!
- Нет! – выкрикнул жрец.
- Камилл…, – Децим показал на барабан с тянущейся от него вверх и уходящей в отверстие в потолке цепью. Механизм был в тени и оттого сразу не заметен.
- Надо крутить рукоять, – сказал Декула.
- Крути, – Децим отступил на два шага назад.
Жрец, бросив на Цербера затравленный взгляд, подошел к барабану, налег всем телом на рукоять, барабан провернулся на четверть оборота, а стена, которую они посчитали тупиком, дрогнула и поднялась на пол-ладони над полом. Лицо Декулы побагровело, на лбу вздулись вены.
- Азиний, помоги, – велел Децим.
- Но….
Цербер потянул из ножен кинжал, и Азиний запнулся, стиснул челюсти и шагнул к барабану, навалился вместе с Декулой на рукоять. С раздирающим слух скрипом барабан сделал оборот, плита поднялась на две ладони. Децим нагнулся, чтобы заглянуть внутрь.
- Что там? – нетерпеливо спросил Цербер, не сводя, однако, глаз с Азиния и Декулы. – Крутите!
- Темно, – ответил Децим и сморщился: по ушам резанул скрип барабана, который Декула и Азиний провернули еще раз. – Хранителям стоило смазать механизм, – проворчал он.
- Осторожнее, господин, – Сабина подошла к нему и положила руку ему на плечо. – Что если те двое ждут внутри? – он посмотрел на ее ладонь на своем плече. Она отдернула ее, и опустила глаза: – Прости. Я не должна была касаться тебя
- Все хорошо, – он выпрямился, улыбнулся ей, взял за руку. – Держись позади.
Она часто заморгала, хотела что-то сказать, но скрип барабана снова разорвал тишину. Он стал проворачиваться легче, словно цепь миновала какой-то стопор, плита поползла наверх. Перед ними открылась погруженная в полумрак пещера. Почти все ее пространство занимала вода, над которой на уходящих к своду цепях покачивалась платформа – бронзовый каркас, обитый деревом. Почти вся она была заполнена беспорядочно стоящими рядами небольших ящичков, сундуками, сваленными в кучу ломаными конструкциями и тряпьем.
- Черный грот…, – выдохнул Цербер. – Мы смогли…. Смогли….
- Плита закроется, если перестать удерживать рукоять? – спросил Децим у Декулы. Отчего-то он совсем не ощутил ни радости, ни удовлетворения.
- Нет, – ответил тот. – Если сделать так, – он передвинул торчащий из пола рычаг между барабаном и стеной. В недрах щелкнуло. Плита застыла. Декула и за ним Азиний отошли от барабана.
- Где выход?
- Напротив нас, только перейти по подвесу. Там занавесь, потому не видно света.
- Иди первым.
Декула кивнул и ступил на переброшенный с каменного порога на платформу трап. Прошел по нему. Цербер последовал за ним. У раскрытого сундучка он остановился и закричал от радости, запрыгал, как ребенок:
- Приск! Приск! Смотри! – он запустил руку в сундук. Децим подошел. Сквозь растопыренные пальцы Цербера обратно в сундук ссыпались украшения: браслеты, кольца, серьги. Тускло отблескивало золото, сверкали драгоценные камни. – Боги! Это немыслимо, немыслимо! Неужели в каждом ящике…?
- Нет, – торопливо ответил Декула. – В ящиках золото. – И добавил: – За печатями.
- Надо посмотреть! – Цербер подскочил к ближайшему ряду, вытащил кинжал, чтобы сломать печать.
- Подожди, – Децим придержал его руку. – Если ты сломаешь печать, принцепс может решить, что мы украли часть сокровищ.
Губы Цербера дернулись в гримасу, но он быстро совладал с собой.
- Ты прав. Бесспорно, прав. Веди к выходу, Декула!
Щеки жреца качнулись в кивке:
- Сюда, сюда…, – он двинулся вперед, неуклюже лавируя между ящиков.
С противоположной стороны с платформы был перекинут на твердый камень такой же трап. Сойдя с него, Декула прошел в погруженную во мрак арку и исчез в чернильной тьме. Заподозрив неладное, Децим вытянул меч из ножен, шагнул следом и чуть не ослеп от яркого дневного света. Он зажмурился, заморгал. Когда глаза привыкли, он увидел Декулу, стоящего рядом, рукой тот придерживал тяжелую темную занавесь. Осмотрелся. Небольшое плато, окруженное с двух сторон отвесными скалами. В двадцати шагах был спуск к морю – деревянные мостки. Море было неспокойно. Ледяные соленые брызги долетали до Децима, жалили опаленную и изодранную кожу лица.
- Они уплыли, – проговорил Декула тихо. – Бросили меня.
- Это не трудность, – появившийся из арки Цербер хлопнул его по плечу. – Сейчас я разожгу костер – знак моему отцу, что Черный грот взят. За нами придет корабль и доставит в Неаполь. Принесу досок.
В арке он столкнулся с Азинием и, расходясь с ним боком, шутливо ткнул его пальцем в живот. Шедшую следом Сабину ущипнул за ягодицу и под ее сдавленный возмущенный вскрик скрылся внутри. Скоро вернулся, весело насвистывая себе по нос. Под мышками он нес доски, обернутые в тряпье. Сложил ношу в нескольких шагах от выхода, огляделся, заметил топор в руках Сабины:
- Дай-ка! Доски длинные, надо укоротить…, – он улыбнулся Дециму: – Приск, садись, отдохни. А вы двое, – он обратил взор на Азиния и Декулу, – выносите ящики. Девочка, ты следи за ними. Если вздумают недоброе, кричи.
- Я прослежу, – севший было, Децим тяжело поднялся.
- Сам не носи.
- Не буду. Вперед, – он показал Азинию и Декуле на арку. Те беспрекословно подчинились, принялись носить из грота ящики. Децим ходил за ними налегке, лишь однажды из любопытства приподнял один из ящиков, чтобы оценить тяжесть, которая клонила Азиния и Декулу книзу, заставляла горбить колесом спины и тяжело дышать. – Два таланта, не больше, – сказал он Сабине, что неотступно следовала за ним.
- Они – слабые мужчины, – отозвалась она. – Ты сильный. И красивый.
- И старый.
- Нет, – она улыбнулась. – Наверняка, госпожа Ульпия внушила тебе это…. Но ты выглядишь моложе нее, ее красота увядает, как у всех, чья душа смердит, как клоака.
Децим усмехнулся, потом, приотстав от пыхтящих Азиния и Декулы, спросил:
- Вернешься к семье, в Неаполь?
Сабина отвела взгляд в сторону. Помедлив, ответила:
- Они будут рады моим деньгам. Но не мне. Они… черствые, как недельный хлеб…, – она посмотрела на него в упор: – Я хочу быть с тобой, господин. Наложницей, рабой – мне все равно. Готова чистить овощи на кухне или стирать…, – она покачала головой, втянула прерывисто воздух сквозь дрожащие губы: – Не гони меня, я прошу!
- В моем доме ты будешь госпожой. Если…, – он быстро глянул на ведущий к свету проем арки, – если все закончится благополучно.
Он наклонился к ней, чтобы поцеловать, но помешал ликующий крик снаружи.
- А! – это был Цербер. – Да! Да!
- Идем, – Децим повлек ее к выходу, заинтригованный, что же так обрадовало Цербера.
Тот прыгал, высоко подкидывая ноги, вокруг дымящего костра и размахивал руками. Декула с безучастным лицом сидел на валуне, а Азиний стоял с ящиком в руках и, разинув рот, смотрел вперед, на водную гладь.
К острову на всех парусах прямым курсом приближался корабль.
- Это отец! Он увидел сигнал! – крикнул Цербер, увидев Децима, и вдруг перестал подскакивать, застыл на месте, всматриваясь в корабль. Нахмурившись, почесал затылок: – Это не «Партенопея». Либурна. Странно….
- Какая разница, она заберет нас! – воскликнул Азиний, скинув с себя оцепенение, и с радостным возгласом побежал вперед, по деревянным мосткам, что языком выдавались на несколько шагов в море.
Он остановился в центре языка, ветер донес до Децима его озадаченный возглас, и в следующую секунду ровную поверхность, на которой он стоял, резко вытолкнуло вверх. С диким криком Азиний пролетел по кривой дуге высоко над морем и врезался в подножье мачты приближающегося корабля.
В мостках была замаскирована баллиста.
Выстрелившая Азинием огромная ложка, скрипя, покачивалась вперед-назад. Ошеломленные, Децим и Цербер переглянулись. За их спинами визг Сабины резко оборвался, сменился нервными всхлипами.
Марк Деций Проб на палубе либурны брезгливо покосился на сползшее по мачте месиво из костей, плоти, тряпья, досок и камней.
- Милое приветствие, – пробормотал он. Обступившие его моряки дружно загоготали. Один нагнулся, приподнял расколотую, как спелая дыня, голову, повернул так, чтобы было видно лицо со свернутой набок челюстью и выскочившими из глазниц глазами. Один из них лопнул, растекся по лицу, второй уцелел и висел на тонкой ниточке плоти.
- Это же Азиний Галл…, – сглотнув, прошептала Агриппина.
- Кто? – грубо переспросил Проб.
- Азиний Галл, – повторила она. – Богач-плебей.
- Вот как? – Проб потерял интерес к нежданному гостю и бросил морякам равнодушное: – Отскребите это и выкиньте за борт. Спускаем лодку. А ты, любезная сестрица, – он подошел и взял Агриппину двумя пальцами за подбородок, – иди в каюту и не высовывайся. Будь послушной, иначе… разозлюсь.
- Я поняла, – мелко закивала она.
- Умная девочка. Эй, вы двое, – он махнул морякам, что стояли поблизости, – проследите, чтобы госпожа сидела в каюте.
Он проследил, как спускают на воду большую лодку с высокими пузатыми бортами, как перебираются через борт либурны моряки, чтобы сесть на весла. В последний момент, когда лодка уже была готова отвалиться от борта, спустился сам. Встав на носу, смотрел на приближающийся каменистый берег. Обзору немного мешала ложка баллисты, выстрелившая с берега Азинием Галлом, но, тем не менее, он видел четырех человек. Один, самый маленький и щуплый, стоял в стороне. Другой – крепкий – схватил третьего – тучного – и тряс его, как плодовое дерево. Четвертый – и его Деций Проб узнал – стоял неподвижно и ждал.
Когда нос лодки ткнулся меж двух отесанных водой камней перед покачивающейся ложкой баллисты, этот человек, опасливо покосившись на нее, обошел ее сбоку, подбежал. Его худое изможденное лицо светилось от радости.
- Марк! – он сжал Проба в объятиях.
- Нерон Цезарь, – прошептал ему в ухо тот. – Победа?
- Да! Посмотри! – он мотнул головой в сторону ящиков, что в несколько стоящих друг на друге рядов громоздились у входа в грот. – И это еще не все. Там, внутри, еще много.
- Хорошо, – Проб кивнул.
- А отец…?
- Он послал меня. А сам готовит «Партенопею».
- К приезду принцепса?
- Да, – ухмыльнулся Проб и, показав глазами на ложку баллисты, спросил: – Это… опасно?
- Нет, – среднего роста блондин в окровавленной одежде прошел беспечно рядом с ложкой и остановился у носа лодки. – Механизм взводится, когда поднимаешь или опускаешь плиту перед входом в грот. Жрец знал, Камилл. Но скрыл от нас.
Проб широко улыбнулся ему, но внутренне напрягся: от таких людей частенько жди неприятностей.
- Приск, это Марк Деций Проб, правая рука моего отца.
Блондин сдержанно кивнул Пробу.
Тот снова улыбнулся и, обернувшись к морякам, приказал:
- Половина в грот! Выносите то, что осталось! Остальные – грузить!
Он сошел с лодки, уселся на валун и принялся неторопливо чистить ногти острием кинжала. Время от времени он поглядывал на лежащего без чувств толстого человека в длинном изодранном одеянии, на жмущуюся к блондину девушку. Она была точеной, хрупкой, невысокой. Такой тип красоты был ему по нутру. Не иссушенная возрастом и злобой каркающая ворона Домицилла, не издерганная Агриппина – кожа да кости. Те вызывали отвращение, но ради цели он угождал им. Отныне этого не будет.
Лодка сделала несколько ходок к либурне и обратно, и сейчас плыла, чтобы забрать последние ящики и людей.
Цербер подошел к сидящим на камнях Дециму и Сабине.
- Я хочу поговорить с тобой, Приск, – сказал он и добавил мягко, обратившись к Сабине: – Ты можешь оставить нас? Ненадолго.
Та посмотрела на Децима, он кивнул, и она встала, одернула на себе плащ и отошла в сторону. Цербер сел на ее место. Продолжать разговор не спешил. Децим ждал. Внутри всколыхнулась волна тревоги. Что если этот упитанный трибун Проб сообщил Церберу нечто ужасное? Что если дети….
- Я хочу, чтобы ты кое-что знал, Приск, – прервал его мысли Цербер. – Обо мне….
Децим выдохнул облегченно, но не сказал ничего, отметил только внимательный взгляд трибуна Проба – тот искоса смотрел на них.
- Я…, – медленно, будто взвешивая каждое слово, продолжил Цербер, – знаешь, – он повернул голову к Дециму, – жизнь приучила меня не доверять людям, ото всех ждать вероломства. Только двоим я доверился, Публию Валерию Камиллу и ему, – он моргнул на Проба. – Теперь я знаю, что ты – благородный человек, что….
- Камилл, – нетерпеливо перебил его Децим, – я ценю твое отношение. Но….
- Выслушай меня! – оборвал его в свою очередь Цербер. – Ты не хочешь долгих вступлений, хорошо, я буду краток. Но сначала позволь вопрос: ты хочешь, чтобы Рим изменился?
Децим посерьезнел, кровь отлила от его лица:
- К чему ты клонишь? – спросил он холодно.
- Говорят, в роду Юлиев на каждое золотое яблочко приходится гнилой плод, – туманно отозвался Цербер, заметил, как жестко стиснулись челюсти Децима, и быстро закончил: – Я – золотое яблочко.
- Что? – Децим, наконец, посмотрел на него. Его взгляд заметался по живому лицу Цербера: крупный нос, обтянутые кожей скулы, сдавленный на висках лоб. Теперь он понял, кого напоминал ему Цербер. Гая Цезаря, принцепса, владыку Рима. – И чье же имя ты себе присвоил?
- Не присвоил. Я не лжец. Нерон Цезарь, сын Германика и Агриппины.
Внутри что-то оборвалось. Значит, снова заговор, снова чьи-то амбиции, непомерное честолюбие, а он и его семья – пылинки в чужой игре – исполнят свое предназначение и будут сдуты со стола.
- Нерон Цезарь умер от голода на Пандатерии, – произнес он бесцветным голосом.
- Проб спас меня. Как-то ночью он привез с собой на лодке тело раба, которого заморил голодом. Жестоко, я пенял ему на это, но…. Он сказал, только так преторианцы не заподозрят ничего. Мы переодели его в мои лохмотья и….
- Хорошая сказка. Народу понравится.
- Боги, Приск! – Цербер стиснул его за запястье. – Верь мне! Я хочу, чтобы ты присоединился ко мне! Вместе мы очистим империю от скверны, я и ты! Ты мне нужен! Мой новый отец – достойный человек, но он… весь в своих изобретениях, механизмах, а Проб, мой верный Проб, он слишком… недалекий. А ты, ты сможешь помочь мне! Веришь ли, когда Проб вывез меня с Пандатерия, когда меня приютила Домицилла – моя новая мать, – я был счастлив, оттого что просто живу, могу спать в тепле и есть, просто есть, пусть и безвкусные перетертые бобы! И я радовался, ты не представляешь, как я радовался, когда умер Тиберий, и Гай стал принцепсом! Он был так хорош, так благороден, но потом вдруг изменился, ты помнишь то время? Говорят, болезнь, безумие, я не берусь судить. Но я понял, что не могу оставаться в стороне, я должен остановить его, он ведет империю к гибели! Не ради себя, моя жизнь – вечная боль, а ради народа римского! К чему мне тебе врать сейчас? Золото найдено и….
- И что у тебя есть, кроме добытого мною сокровища и одного корабля?
- Весь Мизенский флот, все пираты Тирренского моря и головорезы Кампании – с ними договорился Проб, посулил им награду. Еще половина претория во главе с префектом Клементом и… Тринадцатый легион.
- Атилий Север с вами?
- С нами легион, – уклонился от ответа Цербер. – Я напишу Гаю, что золото найдено, а отец пригласит его на смотр «Партенопеи». Мы низложим его, а мои соратники в Риме уже будут ждать меня, нового принцепса.
Децим хотел спросить о чем-то, но в это мгновение в лодку занесли последний ящик, поднялся Проб, махнул им рукой. Цербер встал, отошел на шаг, обернулся:
- Идем со мной, Децим. Не упрямься.
Децим поднялся.
- У меня нет выбора. Или я иду с тобой, или умираю здесь.
- Я высажу тебя на материке, если попросишь. Не в городе, уж прости: должен быть уверен, что продвижение моей армии останется тайной. Но я прошу тебя, как друга прошу: раздели со мной бремя власти. Моя сестра Агриппина станет твоей женой, ты ведь любишь ее, я знаю. И она любит тебя. У меня никогда не будет детей, значит, ее сын Луций или ваши общие дети наследуют мне.
- Хорошо, – кивнул Децим и махнул Сабине рукой. Судя по ее застывшим чертам, она прислушивалась к разговору и наверняка могла что-то расслышать. Что ж, пусть, это неважно.
Они прошли мимо лежащего без чувств Декулы, забрались в лодку. Трибун Проб оттолкнул ее от камней и последним залез в нее. Покачиваясь на волнах, она быстро поплыла к либурне. Сидя на корме рядом с Цербером или Нероном Цезарем – он еще не определился, верит ли он его рассказу, – Децим смотрел на удаляющийся скалистый берег. Оказалось, с моря не видно ни входа в грот, ни выдающегося вперед языка, лишь покачивающуюся ложку баллисты. Возле нее возникла одинокая фигура – Декула пришел в себя.
Лодка подплыла к пузатому борту либурны, люди взобрались наверх по перекинутой через него веревочной лестнице, а груз поднимали с помощью сети. Уже перевезенные ящики моряки по цепочке начали передавать в трюм.
Первым на палубу взобрался Проб, за ним Цербер, после – Сабина. Когда она перекидывала ногу через борт, налетел порыв ветра и вметнул изодранный подол ее обрезанного платья. Моряк, что принимал в тот момент ящик из рук товарища, засмотрелся на ее ягодицы, и ящик выскользнул из его рук, упал на палубу, одна из досок треснула, и в прореху высыпалось что-то мелкое и серое. Моряк испуганно отскочил в сторону, лепеча оправдания, а Проб и Цербер – оба с изменившимися лицами – подошли к ящику.
- Это галька! – проскрежетал Проб.
Цербер наклонился. Его лицо на глазах бледнело, живая мимика уступала место недвижимой маске.
- Возможно, только в одном… ящике, – с трудом, но полным надежды голосом проговорил он.
Не говоря ни слова, Проб подошел к только что поднятым из лодки ящикам, при помощи кинжала расколол печать на одном из них, сдвинул защелку, распахнул. Его желваки яростно заходили ходуном: и в нем была галька, мелкие серые камешки. Распечатал другой. Снова камни, но крупнее, такими обыкновенно мостили дороги. Он заметался по палубе, открывая один ящик за другим. Везде были камни, кое-где вовсе песок. Лишь в одном, вскрытом одним из последних, лежали монеты – ауреусы с чеканкой Тиберия.
- Ты говорил, мы заберем с Капри золото, Нерон Цезарь! – возмущенно выкрикнул один из моряков, обращаясь к Пробу.
- Что? – и без того бледное, лицо Цербера пошло сизыми пятнами, а нижняя челюсть отвалилась от изумления. – Нерон Це…?
Он не успел договорить: Проб подлетел к нему, схватил поперек талии и, подняв, перебросил через борт. Развернулся, нашел глазами обнажившего меч Децима и рявкнул свирепо:
- Этого убить!
Сразу пятеро бросились исполнять приказ, но Децим не стал вступать с ними в схватку. Перехватив взгляд стоявшей у борта Сабины, он кинулся к ней. Проскользнул под рукой одного из моряков, попутно повалив его подсечкой, вскочил на борт и спрыгнул вниз. Уходя под воду, услышал рядом всплеск. Открыл глаза, увидел бултыхающуюся Сабину, схватил ее за одежду и потянул вслед за собой прочь от корабля. Что-то больно ударило его по ноге, потом в спину, и он догадался: в них кидают камни. И потому, быстро набрав полные легкие воздуха, нырнул, поплыл на глубине в три локтя. Сабина дергалась, очевидно, не успев вздохнуть вместе с ним, но он упорно тащил ее за собой. Камни доставали до них, но не причиняли вреда. Толща воды мгновенно скрадывала их ускорение.
Децим вынырнул вновь, выдернул вслед за собой Сабину. С хрипом она втянула воздух, задышала тяжело и сипло. До берега оставалось не больше стадия, столько же – до либурны, что, качаясь на волнах, медленно уходила в открытое море.
- Уплывают, – выдохнула Сабина.
- Где он? – Децим завертел головой. – Камилл! Нерон Цезарь! Где ты?! – Ему показалось, он услышал крик. Потом заметил что-то в волнах.
- … здесь! – донеслось оттуда. Децим вытолкнул себя на локоть над поверхностью воды и увидел плывущего к ним Цербера.
Оббившись о камни – море с каждой секундой становилось все неспокойнее, – они сумели выбраться на берег. Баллиста вернулась в первоначальное положение. Декулы видно не было. Обойдя коварный механизм сбоку, они вошли в грот, пересекли висящую на цепях платформу и оказались перед опущенной вниз плитой.
- Сбежал, – прошелестел Цербер и бессильно опустился на дощатую поверхность платформы.
- Некуда ему бежать, – отозвался Децим и принялся крутить барабан, что поднимал дверь. – Я догоню и притащу обратно. Раз золота не было здесь, значит, оно в другом месте.
Плита поднялась, и он, не медля, ринулся вперед. Декула не успел убежать далеко. Децим нагнал его еще скорее, чем рассчитывал. Жрец попытался прибавить скорости, когда услышал топот за спиной. Понял, что тщетно, и выхватил из паза в стене факел, вздумав использовать его как оружие. Нагнувшись, Децим с разбега влетел в него, ударив головой в грудь и вбив в грубо отесанную стену. Не дав опомниться, нанес два неприятных удара: ребром ладони в ухо и коленом в пах. Потом толкнул жреца ничком на пол, завел за спину руки и скрутил их лоскутами его же изодранной одежды. Поднял на ноги и пнул коленом под зад:
- … и не жди, что будет легко, – проскрежетал он сквозь зубы.
- Я прошу, я не виноват, не виноват…. Это все не я, не я….
Протащив его по трапу, Децим кинул его под ноги сидящему на досках Церберу.
- Где золото? – прорычал он.
- Золото? Не было никакого золота, это все… обман, да, обман. Тиберий…, ты ведь знал его, он был способен на такие шутки.
- Гай Цезарь видел это золото, – возразил Цербер пустым бесцветным голосом, – и Публий Валерий Камилл тоже. Ты лжешь.
- Нет! Нет!
- Приск, ты можешь выколоть ему глаз? Или оскопить?
- Начну с глаза.
- Нет! Нет! – Декула попытался отползти от надвигающегося на него Децима. – Я расскажу! Расскажу! Это я! Я! Я забрал золото! – выкрикнул он и дальше затараторил, захлебываясь слюной и глотая слова: – Феофан, один из мастеров, что строили лабиринт, вовсе не мастер был, не инженер, а базарный трюкач. Но слава о нем гремела на весь Рим, и его притащили сюда, на Капри. Он и сделал ту ловушку с лезвиями. Да только она не работала, если при каждой машине не было по человеку. Но цезарь не понял этого поначалу, наградил даже этого Феофана….
- Что за чушь ты несешь? – перебил его Децим. – Где золото?
- Подожди, Децим. Продолжай, жрец.
- Тиберию так понравилась крутящая лезвия ловушка, что он велел Феофану сделать такую же на выходе из его покоев. Если посетитель не угоден цезарю, тот нажмет на плиту в полу или сдвинет рычаг, и гостя размолотит в куски. Феофан смекнул, что ему конец. Не поставит же он раба, крутящего ручку, под двери покоев цезаря. И он сбежал. Цезарь велел преторию искать его, но я нашел первым, пообещал укрыть, а взамен потребовал рассказать, где находится Черный грот. И он рассказал, как попасть в него легко, со стороны моря.
- Ты убил его?
- Конечно! Скинул со скалы. Его труп потом нашли, решили, он сделал это сам из страха перед гневом принцепса.
- Ты забрал золото?
- После смерти Тиберия, – закивал Декула. – Сразу после смерти, да, да….
- Но, раз ты присвоил сокровище Черного грота….
- Присвоил, да, да….
- ….зачем же ты брал взятки с Азиния и Цилоны, зачем потребовал у пекаря его дочь взамен молитв?!
Жрец сглотнул, покосился на пугио в руке Децима:
- Но… как же… зачем? Золота много не бывает…. Траты… высоки….
- Где ты хранишь золото?
Лицо Декулы вдруг оплыло, как поднесенная к огню восковая маска:
- Его нет…. Золота больше нет, оно….
- Что? – Цербер на четвереньках, как огромный паук, подкатился к нему.
Взгляд Декулы заметался между ним и Децимом, он искал в их лицах хоть малейший намек на понимание, лазейку к спасению.
- Золотой дворец в Байах…, – прошелестел он.
- О чем ты? – спросил Децим.
- Безвкусица и роскошь, – брезгливо ответил ему Цербер, – какой-то парфянский богач – или сбежавший царевич? – выстроил нелепый муравейник из мрамора и золота, а сам, говорят, ест соловьиные языки и павлиньи гузки на завтрак, а спит на перине, набитой перьями птичек с палец младенца. Вот только не пойму я связи между моим золотом и этим царевичем.
- Нет никакого царевича, – едва слышно прошептал жрец. – Раб-сириец изображает его, но владею всем я. И золотой дворец будет ваш, только будьте ко мне милосердны! Я уйду в одном хитоне, и вы никогда не услышите о Декуле! Никогда!
Лицо Цербера побагровело, глаза налились кровью. Он схватил Декулу за горло:
- Мне нужно золото! Золото! Ты, продажная свинья! Чем я заплачу солдатам?! Чем я подкреплю любовь народа?! Соловьиными гузками?! Сотней твоих мраморных изваяний, жирная ты тварь?! – его поднявшийся почти до визга голос отбивался от сводов, метался меж стен, рождая какофонию звуков. – Рим болен, и я – лекарь, но на что мне купить лекарство?! На что?! На что?!
- Камилл…. Нерон Цезарь…, – Децим попытался отцепить его пальцы от горла трепыхающегося Декулы, но не сумел. В исступлении Цербер давил на горло жреца с такой силой, что его короткие обломанные ногти прорвали кожу Декулы, и пальцы погрузились в рыхлую плоть до верхних фаланг. Лицо жреца на глазах синело, толстые ноги скребли по полу, меж них растекалась лужа мочи. А Цербер давил и давил. И вдруг отпустил, выпрямился, сделал несколько неверных шагов и рухнул, забился в конвульсиях.
Децим кинулся к нему, решив, что того скрутил приступ падучей. Но оказалось, тот плачет.
- Нерон Цезарь…, – Децим положил ладонь на его вздрагивающую костлявую спину. – Возьми себя в руки. Боги сохранили тебе жизнь, значит….
- Боги?! – Цербер развернул к нему перекошенное гримасой лицо. – Боги?! – он визжал, как свинья на бойне. – Жизнь?! Ненавижу, ненавижу! – он вскочил, зашелся в каком-то исступленном дерганом танце, грозя сводам грота кулаками. – Заберите у меня эту жизнь! Подавитесь ею! Ненавижу! Ненавижу!
Децим схватил его за запястье, тот попытался вырваться, лягнулся, попал Дециму по голени. Выругавшись, Децим с размаха влепил ему пощечину:
- Довольно! – ударил снова. Голова Цербера мотнулась, как у тряпичной куклы, рыдания на миг оборвались. – Посмотри на меня! – Децим встряхнул его, сумел перехватить блуждающий взгляд. – Успокойся! Успокойся! Послушай меня!
- Что… что ты мне скажешь? Что надо держаться, да? Не унывать?! Да что ты знаешь о боли и страданиях? Что ты…?
- Рим презирает слабых – это все, что я знаю! Засунь свои воспоминания себе в зад и соберись! Приди в себя! Я не собираюсь утешать тебя, ты не баба в кровавые дни, молчи и слушай!
Дрыгающийся рот Цербера сомкнулся, челюсти сжались, кадык задергался вверх-вниз.
- Говори…, – сумел он протолкнуть сквозь сомкнутые зубы.
- Твой верный Проб предал тебя, присвоил имя. Но золота у него нет. Он пообещает соратникам награду, они поверят, им уже некуда деваться. Возможно, Проб сумеет низложить принцепса, займет его место. Но купить любовь народа ему будет не на что. А если что-то пойдет не так? Если принцепс удержит власть? Сбежит, или подоспеют верные легионы? Он – непопулярный в народе безумец. И по нему, ослабленному попыткой Проба взять власть, мы ударим. Силами моего легиона и трех легионов Гальбы…. Да, Гальба – наместник, командующий, но его солдаты знают, кто их герой! – здесь Децим преувеличивал, Гальба держал свои легионы железной рукой. Но сейчас было важно вернуть Нерона Цезаря в сознание. – Им не одолеть нас, ты слышишь?!
Цербер сглотнул, раз, другой, третий.
- Ты прав, – сказал он, наконец. – Надо бороться… до конца.
Децим осторожно отпустил его, сделал шаг назад.
- Ты мне так и не ответил про Тринадцатый легион, – сказал он, убедившись, что истерика закончилась. – Атилий Север с вами? Он не присягнет Пробу, в этом я уверен, и мой сын Друз не присягнет….
- Кассий Херея – преторианский трибун – уверил, что… сумеет избавиться от Севера и что трудностей с легионом не будет…. Я взял с него клятву, что кровь не прольется, что….
- Убить можно и без пролития крови. А мой сын Друз?
- Про него Херея не говорил…. Я… я не стану лгать тебе, я не знаю, – его глаза предательски заблестели.
- Ладно. Отдыхай. Я пойду за досками и инструментом, мы сколотим плот и уплывем отсюда.
- Шторм надвигается….
- Мы не будем мешкать. Набирайся сил!
Проходя мимо склонившейся над Декулой Сабины, Децим ободряюще кивнул ей, отметив на ходу, что жрец жив.
Проводив его взглядом, Сабина снова посмотрела на жреца, потом на Цербера, что неверной походкой направился к выходу из грота. Проверив, туги ли путы на запястьях жреца, она поднялась и последовала за ним.
Цербер обошел сбоку мостки и замер. Разбивающиеся о берег волны окатывали его брызгами, швыряли под ноги тину, но он не двигался, смотрел вдаль.
Сабина последовала за ним, встала рядом.
- Я хочу побыть один, – сказал он.
- Знаешь, что такое народ? – пропустив намек мимо ушей, спросила Сабина. – Народ, который ты хочешь исцелить от своего безумного брата?
- Уйди, я….
Сабина не дала ему договорить:
- У Декулы много золота, не столько, чтобы снарядить армию или устроить игры, но нам хватит. На долгую безбедную жизнь. Мне и Дециму.
- Что? – Цербер, наконец, повернулся к ней и увидел длинную палку в ее руках. Ее глаза горели ярко-голубым огнем, а лицо было белее снега. – О чем ты говоришь?
- Тебе не отнять его у меня! Ни тебе, ни твоей сестре-шлюхе, ты слышишь?! – она надвинулась на него, взяв палку наперевес. Ее зазубренный конец толкнул Цербера в грудь. Он попятился, наступил на склизкий ошметок тины и поскользнулся, закачался на краю, и Сабина со всей силы толкнула его палкой в бушующие волны.
Его крик перекрыл шум волн и завывание ветра, но был короток. Море приняло его, объяло, подбросило над поверхностью и кинуло в валуны, к которым причаливала лодка. На одном из камней остался длинный кровавый след, который тут же смыло следующей волной. Цербер вновь показался над поверхностью, и вновь его швырнуло на камни.
Сабина оглянулась на темнеющую арку входа в грот, бросила палку в море и только тогда закричала, истошно, громко. Потом тише, но протяжнее, воем, наполненным болью и скорбью.
Будто выпущенный из пращи камень, из арки выскочил Децим. Закрывая ладонью рот, Сабина указала ему рукой на безжизненное тело, с которым забавлялись волны.
- Он… поскользнулся! Поскользнулся…! – сквозь закрывавшую рот руку зарыдала она. – Я не смогла ему помочь…. А…!
- Уйди! Здесь опасно! – крикнул ей Децим. Он попытался достать до Цербера, но каждый раз, когда он хватал того за одежду, волны с силой выхватывали его у него и уносили прочь. Потом возвращали, швыряя о камни. И Децим оставил бесплодные попытки.
Он вернулся к арке, у которой сидела, поджав под себя ноги и дрожа, Сабина.
- Господин…, – она подняла на него полные слез глаза. – Это моя вина, моя вина….
Он сел рядом, уронил голову.
- Ты ни при чем, – проговорил он. – Он накликал гнев богов….
- Господин, – она положила ему руку на плечо, – это не конец. Море успокоится, и мы уплывем отсюда. Декула не потратил все, я выпытала у него правду, его ужасный дворец станет нашим. Если продать все, на что найдется покупатель, мы будем богаты. А потом, – она страстно прижалась к нему и обняла, – потом, если на то будет милость богов, ты отомстишь роду Юлиев за то, что играли с тобой так жестоко…, – она вдруг поняла, что он едва ли слушает ее, и осеклась.
Децим смотрел поверх ее плеча на море. В небе клубились рваные сизые тучи.
- Ветер усиливается. Пока принесешь доски, пока сколотишь плот, начнется шторм…. Я не успею, никак не успею, пятый день заканчивается…, – он перевел взгляд на Сабину: – Я доберусь вплавь. До материка не больше трех миль. Это возможно.
- Нет! – вскрикнула Сабина. – Не смей! Ты погибнешь! Даже от берега отплыть не сможешь, посмотри, что волны сделали с ним! – она махнула рукой на тело, что волны выбросили на берег и сразу снова потащили в пучину.
- Я заметил кое-что в гроте…, – он встал, стряхнув ее с себя, как котенка, – то, что поможет преодолеть прибой.
- Нет! Я прошу тебя! – она схватила его за ремень, потянула вниз. – Не оставляй меня, не оставляй! Я люблю тебя! Прошу!
Он наклонился, поднял ее за плечи:
- Верь мне. Я доплыву до материка. Как только стихнет буря, за тобой придет помощь. Заплачу рыбакам. Они доставят тебя на виллу. Расскажи все Креону, передай ему мой приказ во всем помогать тебе. С деньгами Декулы ты не будешь знать нужды, а Креон защитит тебя.
- Если ты погибнешь, я не стану жить.
Децим не ответил. Оставив ее у входа в грот, сам скрылся внутри, пробыл там недолго и вскоре появился вновь, таща на спине какую-то странную конструкцию из деревянных реек и воловьей кожи. По виду это походило на сложенные крылья гигантской летучей мыши.
- Что… это? – спросила Сабина.
- Очевидно, крылья, – Децим развел в стороны руки, продетые в кожаные петли, подпрыгнул. Ветер всколыхнул крылья.
- Ничего не выйдет. Человек не может летать.
- Азиний смог, – Децим шагнул к мосткам.
- Нет! – она преградила ему путь.
- Сабина….
- Ты любишь меня? Скажи, ты любишь?! Не оставляй меня! Не уходи! Это неминуемая смерть!
- Отойди, – холодно сказал он ей. – Верь мне. И молись.
Сабина отошла в сторону. Он прошел мимо, волоча за собой тяжелые крылья. Перед мостками остановился, расправил их, прошептал краткую молитву Марсу и быстро шагнул на середину. Миновала секунда, и скрытый торсионный механизм баллисты пришел в действие и подкинул его высоко в воздух. Он пролетел по дуге с полстадия над морем, потом правое крыло сорвало с конструкции, и он кувырком рухнул вниз.
Удар о воду был силен, воздух вытолкнуло из легких. Он запутался в ремнях, но ко дну не пошел: уцелевшее, пусть и переломанное, крыло держало его на поверхности.
Его накрыло волной, он захлебнулся соленой водой. Всплыв, принялся яростно отплевываться, не оставляя попыток освободиться от ремней.
- Изобретатели! В задницу! – рычал он, сдирая с себя ремни. – Чтоб вы все передохли!
Наконец, ему удалось выпутаться. И, оторвав от конструкции гладко отесанную дощечку в локоть длинной и чуть меньшей шириной, он поплыл, держась за нее, прочь от острова туда, где, как он помнил, был выдающийся далеко в море мыс.
<<предыдущая, Глава 48
следующая, Глава 50>>
© 2017, Irina Rix. Все права защищены.