- Я слышал, ты знаешь его, – углом рта проронил Вописк, преторианец, с которым Эмилию выпало стоять в карауле в глубине подземного лабиринта Мамертинской тюрьмы.
– Кого? – выпалил в ответ Эмилий. Слишком быстро, слишком нервно, так, что сдавило горло. Лучше бы смолчал. Такой ответ красноречивее самого твердого «да».
Вописк еле слышно хмыкнул в ответ, повернул к Эмилию голову и, наконец, ответил:
– Севера.
– Немного, – лучше не увиливать.
Вописк удовлетворенно кивнул: он был уверен, что Эмилий начнет извиваться, как червь на печи. Но нет. Не смеет. Робеет перед товарищем, что выше его на полголовы, куда шире в плечах и имеет бочкообразную грудь и сломанный в драке нос. И как он выжил в Германии, с его-то тонкими рыхлыми ручонками и вислым брюшком? И зачем он здесь, в каких-то двадцати шагах от камеры, в которой сидит, ожидая казни, его друг-патриций? В чью тупоумную офицерскую голову пришла такая опасная идея: приставить к ожидающему казни цареубийце заведомо ненадежного охранителя?
– Интересно, – продолжил он, – как поступит цезарь с его семьей? Пощадит или отправит следом? – Эмилий неопределенно промычал в ответ, и Вописк мотнул головой на ведущий к камерам проход: – Разглядел ее? Ладная баба, в соку. Говорят, Гай Цезарь спал с ней. В ночь перед покушением, и в предыдущие ночи, а еще…. – Он осекся: из прохода донеслись шаги – тяжелые, чеканные и мелкие, еле слышные – и дыхание – одышливое сухое и прерывистое, перемежаемое всхлипами. Комендант и мать узника.
Они вышли – приземистый тучный мужчина с землистого цвета лицом и невысокая женщина – и, не останавливаясь, двинулись дальше по петляющему коридору. Но Эмилий успел перехватить ее взгляд и ободряюще моргнуть: он сделает то, о чем они условились. Чего бы то ему ни стоило. Покосился на Вописка: если богам будет угодно, и все пойдет так, как задумано, товарищ умрет. Добродушный увалень, любитель вина, кулачных боев и дешевых луп. Прости, Вописк, ты мой товарищ, но Косс – мой друг, мой брат. Ради него я отдам жизнь, свою, твою, да чью угодно!
Сердце Эмилия бешено задергалось в груди. Уже скоро. Комендант выведет благородную Нонию, мать Косса, из ворот тюрьмы и вернется с его отцом. Это оговорено, цезарь Клавдий позволил Луцию Атилию Северу присутствовать на казни сына. Эмилий сглотнул, в сотый раз тронул пальцами спрятанный под правым наручем кинжал с тонким лезвием. Главное начать, а после боги рассудят, кому жить, а кому умереть, повторил он про себя, как заклинание, сказанные второпях слова Нонии. Только бы она успела рассказать мужу об их сговоре! Что если он не поймет намеков Эмилия, его знаков? Что если Вописк обо всем догадается? Или комендант?
Ждать пришлось долго. Мочевой пузырь Эмилия был полон, но он боялся отлучиться: чуял, что именно в минуту его отсутствия вернется комендант с отцом Косса.
Вописк не выдержал первым: воровато глянув по сторонам, толкнул Эмилия локтем в бок:
– Я отлить. Свисни, если шаги услышишь, – и, сжимая пятерней пах, устремился по коридору вправо. Там, за круглой дощатой дверью было отхожее место: два зияющих чернотой отверстия в каменном полу.
– Непременно, – буркнул в ответ Эмилий.
Едва дверь за Вописком закрылась, он кинулся следом, привалился к двери, задвинул засов и быстро вернулся обратно. Прислушался. Ни звука. Надо избавиться от лишнего. Зачинать опасное дело с переполненным мочевым пузырем нельзя. Он сунул руку под тунику, чтобы ослабить тесемки штанов и освободиться от лишней жидкости, и в это мгновение услышал одновременно голоса: слева, со стороны ответвления, ведшего к выходу из подземелья, и справа, со стороны отхожего места. Слава богам, дверь крепка, и сколько ни бейся в нее Вописк, не выломает. Но шум может привлечь внимание других солдат, они сбегутся и…! Эмилий запаниковал, метнулся было к отхожему месту, намереваясь заколоть излишне шумного товарища через щель между досками, но по приближающимся слева шагам, нарастающему гулу комендантского бормотания понял: не успеет. И потому спешно вернулся, вытянулся в струнку, нащупал пальцем петельку на рукоятке кинжала и приготовился. Победа или смерть. Победа или смерть. Победа или….
Комендант шел, на шаг отстав от высокого худого мужчины средних лет. За ним топали три пары преторианцев. Комендант что-то говорил. За стуком собственного сердца Эмилий не разобрал слов. Да они и не были важны. А важна была связь, негласный сговор. Не дожидаясь, пока они приблизятся, он первым двинулся навстречу. Выдвинув вперед нижнюю челюсть, устремил взгляд наверх, впился им в глаза Луция Атилия Севера и отчеканил:
– Отдать оружие! Поднять руки! Обыск!
Вышло нехорошо, дрожаще, пискляво.
Губы Севера нервно дернулись, а комендант махнул на Эмилия рукой, будто назойливую муху отгонял:
– Отставить! Прочь с дороги!
– На входе уже обыскали, – безучастно проронил Север. Сердце Эмилия ухнуло вниз: он ничего не знает. Нонии не удалось предупредить его.
В этот миг Вописк – судя по силе удара – с разбега ударился в запертую дверь. Комендант и преторианцы ожидаемо повернули головы на звук. И Эмилий не сплоховал, ринулся к Северу, на ходу выдергивая кинжал из-под наруча, но запутался в ногах, споткнулся. И рухнул бы. Но Север удержал его. Эмилий успел заметить еле заметную полуулыбку, тронувшую его губы, прежде чем он оттолкнул его от себя к стене.
– Прошу, прости его, благородный Север, он получит сегодня за все, десять палок! – приложив руку к сердцу, пообещал комендант под сдавленные смешки преторианцев. По счастью, это происшествие отвлекло их всех от вздрагивающей под ударами Вописка двери отхожего места. – Или двадцать?
– Отправь его домой, любезный Сабин, он нездоров, – отозвался Север и посмотрел на Эмилия.
Тот моргнул в ответ и вдруг осознал, что все еще сжимает в руке кинжал. И чуть не взвыл в голос от отчаяния.
– Ты готов, благородный Север? – голос коменданта стал вкрадчивым.
– Да, Сабин.
– После тебя, – комендант сделал приглашающий жест рукой. Север кивнул ему и, пригнув голову, скрылся в проходе. – С нами иди, бестолочь! – рявкнул комендант и толкнул Эмилия следом. – Утка неповоротливая!
Эмилий шел и беззвучно плакал. Его лицо кривилось в безобразной гримасе отчаяния, рот жил своей жизнью, чело – своей. Но товарищи не замечали. Или замечали, но списывали на стыд от собственной неуклюжести и неуместной ретивости. Запоздало Эмилий понял, что они уже давно миновали обитую медью дверь, что вела в тесную камеру Косса, и идут куда-то, спускаясь все ниже и ниже.
– Куда мы…? – спросил он шепотом у одного из солдат.
– Туда, откуда убийцы отправляются вслед жертве, – вполголоса ответил тот. А его товарищ прыснул:
– Да ты поэт, брат! – и хлопнул его по спине. – От кого набрался?
– Отставить! – шикнул на них, оглянувшись через плечо, комендант.
Коридор привел их в просторное помещение с высоким потолком. Освещение было тусклым. Несколько дюжин не самых больших масляных ламп по периметру. Первым, что увидел Эмилий, была лужа крови в центре комнаты, вторым – обезглавленное тело кряжистого мужчины с раскинутыми в стороны руками и ногами, третьим – голова, расколотая почти надвое и отделенная от тела, четвертым – бледного исхудавшего Косса. Он стоял в окруженной преторианцами группке таких же, как он, мужчин, изможденных, грязных, тусклых.
– Во хмелю мастер, – прошептал кто-то из преторианцев Эмилию в ухо, покосившись на раскроенную голову. – Не с первого удара смог….
Ноги Эмилия стали ватными, его повело. И он упал бы, но говоривший поддержал его.
– Э, брат, да ты, правда, болен.
Эмилий промычал в ответ, махнул рукой и задел ножны пугио на своем ремне. Самого пугио в ножнах не было. Так вот в чем дело! Жизнь мгновенно вернулась в его размякшее тело. Вот что значила та улыбка Севера: он вытащил у Эмилия кинжал из ножен. А я и не заметил, болван! Эмилий чуть не подпрыгнул от радости. Косс спасен, спасен!
Он отвернулся, когда пошатывающийся палач занес топор со щербатым лезвием над чьей-то тонкой шеей. Удар. Вопль. Крик. Эмилий не смотрел сам, но видел, как вздрогнул Косс, как стиснулись его челюсти.
– Где суд?! – вдруг выкрикнул мужчина рядом с Коссом, и тот снова вздрогнул. – Нас казнят как конокрадов, без возможности обратиться к народу, оправдаться перед законом, без…!
– Цезарь Клавдий – вот твой закон, – буднично ответили ему. – Ты следующий.
Его поволокли в центр. Луций Север в это время что-то тихо спросил у коменданта, тот кивнул. Эмилий напряг слух. Он стоял довольно близко, пытался перехватить взгляд Косса, приободрить его знаками. Но тот будто не видел его, смотрел то мимо, то сквозь. Когда к нему подошел отец, он моргнул. Глазам вернулась осмысленность.
Нужно быть рядом, рядом! Эмилий принялся проталкиваться к ним, бесцеремонно, не заботясь о субординации и репутации. Все одно он погибнет. Спасти товарища и выжить самому – нужно быть наивным дурачком, чтобы надеяться на такую удачу!
Пять шагов, четыре, три….
– Успокойся, не бойся, – услышал он слова Луция, что стоял к Коссу лицом к лицу. – Ты не умрешь. Не сегодня.
– Что? – Эмилий видел, как из глаз Косса начало исчезать затравленное выражение, застывший ужас.
– Что? – это спросил уже кто-то из осужденных.
– Цезарь Клавдий заменил казнь ссылкой, – еле слышно прошептал Луций. Эмилий скорее прочел это по губам, а не услышал.
– Ссылкой?
– Да. Какая-то даль, глушь….
– Отец! – Косс по-мальчишески подпрыгнул и стиснул Луция в объятиях. – Пусть, пусть, хоть у Януса в заднице…!
И тут Эмилий все понял. Коссу не выйти живым из Мамертинской тюрьмы.
– Нет! – закричал он и кинулся к ним.
Время замедлило свой бег, стало тягучим, как мед, как смола. Эмилий увяз в нем телом, но не сознанием. Глаза его все видели, все отмечали. Выдернутый из складок одежды пугио. Его лезвие тускло мелькнуло в свете ламп. И погрузилось по самую рукоять в тело Косса за ключицей, пронзая сердце, останавливая жизнь. Он слабо дернулся в отцовских объятиях. Один раз. Другой. Людская масса – преторианцы и осужденные – пришла в хаотичное движение.
Крепко прижимая к себе Косса, Луций попятился назад, в центр комнаты. Остановившись возле распростертых на полу обезглавленных тел, он разжал руки, и Косс неуклюже, будто тряпичная кукла, сполз на пол и остался лежать в нелепой кривой позе. Трое солдат, переглянувшись, неуверенно двинулись к Луцию, вытаскивая на ходу мечи из ножен. Он отступил еще на шаг, поднял руки. Пугио выскользнул из его ладони, упал с глухим стуком на пол.
Мед стал водой, наваждение спало, и Эмилий с перекошенным яростью ртом бросился на него, расталкивая в стороны солдат. Отомстить за друга, за брата, отплатить за поруганные надежды. Он не почувствовал боли, когда его грубо схватили, скрутили, пнули под зад, а после кинули на холодный, липкий от крови пол.
<<предыдущая, Пролог
следующая, Глава 2
© 2017 – 2018, Irina Rix. Все права защищены.